Бенони

— Маловато, ему вы платили куда больше. Вот, между прочим, у Эдварды новые платья, всё новое, хоть изнутри, хоть снаружи, это она откуда взяла?

На такие слова сэр Хью встал и покинул заседание комиссии.

— Ну что ж, передадим дело в суд, — подытожил Арентсен.

— Я день и ночь думаю про то, какую великую несправедливость причинил мне этот Марелиус. Он запродал всего лосося из ручья и запродал всего лосося из моря. В последнее время англичанин выезжал на лодке рыбачить в аккурат перед моим причалом.

Адвокат Арентсен сказал:

— Подадим и на Марелиуса.

Коротко и чётко, с уверенным видом изрекал великий законник Арентсен свои решения. Он был необычайный человек. И когда Левион хотел заплатить, а других денег, кроме жалких бумажек, у него не было, Арентсен без колебаний принял и бумажки.

В Сирилунне происходит выездное заседание суда.

Макова экономка отрядила Свена за птицей и прочей снедью по окрестным посёлкам, она кликнула на подмогу жену младшего мельника. Приготовлениям для приёма высоких гостей не было конца. Добилась она также, чтобы и Роза Барфуд пришла для содействия и для приятности. Людскую переоборудовали в зал суда, с большим, покрытым скатертью столом для членов суда и маленьким столиком для одного либо двух адвокатов. Каждый стол огородили перилами, а для фогта18 соорудили конторку на другом конце людской.

Но из самого суда ничего путного не вышло.

Амтман19 не приехал, как сулился и писал, и добрая экономка ужасно горевала, что самого главного начальства так и не будет. Но — и это было ещё хуже — помощник судьи тоже не прибыл. Стареющий помощник совсем расклеился и послал вместо себя своего уполномоченного. Тут уж и Мак призадумался и начал расспрашивать о здоровье помощника.

— Что-то он сдал, он хоть и не лежит в постели, но заметно худеет, плохо спит, и вообще его мучат сомнения.

— Какие ещё сомнения?

Уполномоченный привёл несколько примеров. Раньше у них в суде было так и так, а теперь так и так, короче, сомнения религиозного характера.

— У него?

Уполномоченный с достоинством отвечает:

— Он просил меня передать вам большое спасибо за полбочки морошки, которую вы послали ему зимой...

— Ах, какие пустяки...

— ...и выразить сожаление, что не сможет поблагодарить вас лично.

Тут Мак направился к окну и, глядя во двор, погрузился в размышления.

Заседание суда открыто.

За столом, покрытым скатертью, сидит судья — молодой уполномоченный, два письмоводителя, а по обеим сторонам сидят ещё четверо заседателей, избранных среди лучших людей прихода. Каждый за своим столиком сидят два адвоката — городской и Н. Арентсен, оба разложили перед собой протоколы и прочие бумаги. Если внимательно приглядеться, на столе у старого адвоката из города лежит меньше бумаг, чем было в прошлом году, и меньше, чем у Арентсена. Время от времени появляется какой-нибудь человек и испрашивает разрешения переговорить с одним из адвокатов, и чаще всего эти люди приходят к Арентсену.

Потом началось рассмотрение дел одного за другим по очереди: штрафы, межевые споры, судебные засвидетельствования, правовые конфликты. Арентсен не знал ни минуты покоя, говорил, записывал, требовал внести в протокол. Конечно, он мог бы в большей степени проникнуться торжественностью момента, но молодой судья не внушал ему должного почтения, он даже не обращался к нему со словами «господин судья», как это делали все остальные, а просто называл «господин уполномоченный». Арентсен выложил на судейский стол доказательство и сказал: «Прошу вас, этот документ вполне заслуживает того, чтобы его поместить в рамку и под стекло». По делу Арона из Хопана, у которого без спроса взяли лодку, Арентсен сказал: «Таков закон». На что судья не без изумления возразил: «Вообще-то да, но нельзя упускать из виду некоторые обстоятельства». — «Таков закон», — повторил Арентсен. И слушатели, размещённые по ту сторону барьера, одобрительно закивали и подумали: «Ну и дока наш законник, даже слушать приятно».

Из-за множества новеньких, с иголочки дел адвоката Арентсена судья даже и представить себе не мог, когда сегодня закончится заседание. Однако он добросовестно трудился, заслушивал свидетелей, рылся в протоколах, читал, писал, говорил, но лишь на третий, последний день он добрался до иска Левиона из Торпельвикена к господину Хью Тревильяну.

Однако сэр Хью присутствовал с первого дня, бродил по усадьбе, наведывался в зал заседаний, никого при этом не видя и не слыша, с типично британской невежливостью, он не размыкал уст, даже когда с ним здоровались и говорили «Мир вам!».. Явился он в суд трезвый как стёклышко, обедал за столом у Мака, в главном доме ему отвели комнату, но, даже имея за каждой трапезой соседом по столу уполномоченного, он ни разу не заговорил о своём деле. Он и вообще почти не разговаривал.

— А сейчас будет ваше дело, — сказал ему судья после обеда.

— Хорошо! — равнодушно отвечал англичанин.