Бенони

Свен бы и промолчал, но как на грех ему поручили сушить купальную перину Мака, и за этим занятием он крайне разгорячился. Свен упустил из виду, что принят сюда работником на подхвате и, следовательно, его могут приставлять к любой работе.

Когда Мак пошёл к себе в контору, Свен последовал за ним, разгорячённый, не владея собой. И сразу перешёл к делу: его звать Свен Юхан Чельсен, по прозвищу Свен-Сторож, он хочет жениться на горничной Эллен, поэтому он не желает, чтобы Эллен терла Маку спину, а сам он не желает сушить его перину после купания...

— Понимаете, я не желаю, чтобы она была вашей свиньей, не будь я Свен Юхан Чельсен. А так меня зовут. А ежели вам угодно знать, откуда я родом, так я из города. Да. Из города, если вам интересно знать.

Мак неторопливо поднял стальные глаза от своих бумаг и спросил:

— Как тебя звать, ты говоришь?

Свен растерялся, повторил вопрос, а потом ответил:

— Как меня звать? Свен Юхан Чельсен. Или по-другому Свен-Сторож.

— Ладно, можешь идти работать.

Свен успел уже взяться за дверную ручку.

— Нет, — сказал он, — работать я не пойду.

— Ладно, тогда можешь получить расчёт.

Мак взял перо, подсчитал, достал деньги и заплатил, после чего распахнул дверь.

Свен-Сторож заворчал, но ушёл.

Однако постояв малость с шиллингами в кармане и с отчаянием в душе, он наведался к водочной стойке и опрокинул несколько хороших рюмашек. Отчего снова почувствовал себя храбрым и сильным, поднялся в людскую, начал шуметь и задираться с другими батраками, пробился к двум старикам, Фредрику Мензе и Монсу, которые теперь оба не вставали с постели, ели, что им дадут, и болтали, будто настоящие люди.

— А ну, вставайте да нарубите дров, — сказал им Свен. — А я отсюда ухожу.

— Ухожу, — сказал вслед за ним Фредрик Менза.

— Заткнись! — крикнул Свен. — Ты встанешь, наконец, или нет? Может, бедняжке Эллен вместо тебя идти в сарай?

Фредрик Менза всё лежит, в бороде у него крошки, и он с серьёзным видом о чём-то думает, а потом говорит:

— Три мили до «Фунтуса».

— Ха-ха-ха, — откликается Монс со своей постели.

Бедняжка, у него тоже, верно, были свои радости.

Вот сейчас ему, например, показалось, что стена такая длинная-длинная и доходит до самого потолка...

Свен вернулся в людскую, распевая и произнося громкие слова о том, чем он намерен теперь заняться:

— Не стану я сушить его перину, ни в жисть не стану. А знаете, что я вместо этого сделаю? Ничего-то вы не знаете, вы ведь всё равно как звери. А я буду петь. Подойдите-ка поближе, и споём вместе.

В людскую набилось много народу. Свен позволил себе оторвать их всех от работы, хотя день был будний. Была здесь Брамапутра, и была Эллен, и даже жена младшего мельника, которая покупала провизию в лавке, не могла удержаться и заглянула туда же. При ней был сын, мальчик шести лет с тонким детским вырезом губ. Свен щедрой рукой отвалил ему монету и погладил его по головке.

— Тебе здесь весело? — спросила мать.

Сын ответил, что ему здесь весело. Поскольку все пустились в пляс, он тоже выбрал местечко и начал танцевать, считая себя вполне взрослым.

Свен запел. Он пел про девушек из Сороси, но не иначе сошёл с ума, потому что песня его звучала откровенной угрозой, он указал точный адрес, а вдобавок поднимал порой кулак и грозил в сторону главного дома. Свен пел:

В Сороси леса, в Сороси поля.
Не видать им конца и края.
Там падают звери от стрел короля.
И топор медведя сражает.
А две девушки стелют постель, шаля,
Королю отдохнуть предлагают.
О вы, девушки из Сороси...

Одну из них обнимает король,
Другую прочь отсылает.
У девушки губы сомкнула боль,
И страха она не скрывает.
Пусть охотится Густ в королевском лесу,
А король пусть её ласкает.
О вы, девушки из Сороси...

Но охотник Густ крадётся тайком,
Топор прихватив с собою,
А те двое тоже идут тишком
И от нежности тают душою.
И когда король запылал огнём.
Густ ударил в грудь его топором.
О вы, девушки из Сороси!

И глядели девушки из дверей,
Как Густ убегал подале.
В королевской войне был он всех храбрей,
И равных ему не знали.
Воротясь домой на закате дней,
Начал ваших он целовать дочерей
и всех девушек из Сороси!