Бер и Берегиня (СИ)

— Да бля, — матерится Кирилл, и все-таки встает к плачущему сыну, а я лишь улыбаюсь в темноту. Ваня почему-то всегда лучше успокаивается на руках отца, чем на моих. Мужик мужика всегда поймет. Да и Кирилл, не смотря на показушные протесты, кайфовал от общения с ребенком.

Вот открылась дверь в комнату сына. Я стала загибать пальцы, ведя обратный отсчет. Плачь прекратится через три, два, один. Сын замолчал, а я еще шире улыбнулась в темноту. Как всегда, Кирилл, как всегда.

Ваня долго не хотел покидать удобное место в маме. Я безбожно перехаживала. На уговоры Нины вызвать роды не поддавалась, потому что чувствовала, что все в порядке. Берегиня я или нет, в конце концов. Когда пришло время рожать, на панику Коновалова было смешно смотреть. Он чуть ли не по потолку бегал от истерики. Глеб по секрету рассказал, что когда Ваня родился, и когда Кириллу об этом сказали, то мой жесткий невозмутимый медведь разрыдался, как ребенок. Я даже, признаться, была немного в шоке. Я знала, конеччно, что Кирилл переживает, но чтобы так.

Пока мы были в роддоме под присмотром врачей, в доме полным ходом шли ремонтные работы по отделке при помощи Милоша, Глеба, новоявленного отца и Димки с парнями. Когда мне позвонила Шура, я хохатала на всю палату, впервые видя Коновалова пьяным в дугу. Нет, он не валялся на полу, в отличие от того же Симона или Димки, которые спали на новых обоях, которыми должна была быть поклеена гостинная. Кира мотало из стороны в сторону, когда они с Милошем и Глебом шли в баню. Что уж там, будем откровенны, Кирилл висел практически на их плечах. Шура их отходила веником. Досталось всем, и Милошу в том числе. Но к нашему возвращению, конечно же, в доме был закончен ремонт, да и муж мой был трезв, будто и не пил вовсе. На мой вопрос, сколько же он выпил, мой майор только улыбался и отсылал с этим вопросом к деду.

Та регистраторша, что была в ЗАГСе… Я видела ее до всех этих событий. Буквально за день до открытия бара, в переулке, я засмотрелась в телефон и налетела на молодую женщину, чуть не сбив ее с ног. На мои извинения, та лишь отмахнулась, поправила прическу, и пошла дальше. Почему я решила, что это она? Да я просто больше никогда ни у кого не встречала такого необычного цвета глаз. На мои вопросы после ЗАГСа, Кирилл лишь отмахивался, мол, не важно.

С родителями я больше не виделась. Оно и к лучшему. Поставив точку в наших больных отношениях, я вздохнула полной грудью, стало так легко, будто я скинула со своих плеч многотонный груз.

Дверь в нашу спальню открылась, кровать прогнулась под тяжестью тела Кирилла. Тяжелая рука обняла меня за живот, и сгребла поближе к мужу. Горячая ладонь погладила мой живот. Да-да, я знаю, что между родами должно пройти хотя бы пару лет, чтобы организм полностью восстановился. Но мы не удержались. И примерно через пять месяцев у Вани будет братик. А может, и сестричка.

— Варь, — протянул над ухом бас Кирилла.

— Ммм?

— Как насчет ночного дожора?

— Ты не наелся что ли? — я удивленно обернулась на мужа.

— Не, не наелся, — наглая рука забралась под футболку, стискивая мою грудь, и вызывая толпы диких мурашек по всему телу.

— Коновалов, ты… — начала я, а он, по привычке, продолжил:

— Козел.

— Да, — тяну я, а Кирилл уже стаскивает с меня ненужную сейчас футболку, и накрывая сосок горячим ртом, чуть прикусывая самое навершие, срывая с моих губ долгий стон.

Слышу, как на пол летят шорты мужа, как туда же летит моя футболка, как с треском рвутся мои трусики. Зверь. Мой зверь. Глажу мужа по покатым плечам, чуть царапая кожу. Рычит, обхватывает ладонью вторую грудь. Большой палец ласкает сосок. Отрывается от левой груди с громким, неприличным чмоком.

— Какая ж ты охуенная, Коновалова. — горячечный шепот касается слуха, и я улыбаюсь в ответ на этот незамысловатый комплимент. Чувствую, как он смотрит на меня, словно ласкает взглядом. Возбуждение начинает возрастать по экспоненте. Шумно втягивает воздух, и, медленно раздвинув мои ноги, прикасается к моей бессовестно хлюпающей, текущей киске. Накрывает ладонью, проникая пальцами внутрь, вызывая глухой стон. Толкаюсь навстречу его пальцам, требую более серьезного проникновения. Понимает меня без слов, и вот он уже во мне на всю длину. Движения медленные, неторопливые, словно ленивые. Но я-то знаю, что на долго его не хватит, и он снова сорвется в бешенный ритм отбойного молотка, который мне так нравится.