Читаем Бердяев полностью

Забегая вперед, скажу, что церковные неурядицы на этом не закончились: Евлогий не чуждался экуменических идей, поэтому в 1930 году принял участие в молениях «о страждущей Русской Церкви», организованных в Лондоне архиепископом Кентерберийским. Результатом этого стал его конфликт с Московской Патриархией. В 1931 году митрополит Евлогий принял трудное решение – перейти в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, разорвать с Русской Православной Церковью. Такое решение митрополита Евлогия поддерживалось не всеми. Небольшая группа людей, несмотря ни на что, считала невозможным отказаться от своей Церкви, даже если эта Церковь находилась в порабощении и унижении. Звучал вопрос: «Наша Церковь находится на кресте – как же мы можем ее оставить?». В результате в Париже был создан храм Московской Патриархии, а одним первых его прихожан стал Николай Александрович. Это был смелый шаг, потому что для большинства эмигрантов церковь была центром национального и культурного объединения, принадлежность к тому или иному приходу была знаковой. «Розовость» Бердяева получила подтверждение у монархических и реакционных кругов русской эмиграции. Тут уж Николаю Александровичу досталось: ожила вся привычная мифология реакционеров – вспомнили его связи с американской организацией YMCA (готов торговать убеждениями! подкуплен!), завели речь о «заговорах» (конечно, еврейских и масонских), начали обсуждать причины высылки 22-го года (не иначе как спецслужбы послали в качестве агента)… Опять Николай Александрович оказался persona non grata для правых эмигрантских кругов. Больнее было другое: переход в «московский» приход означал разрыв связей с людьми, которые близки Бердяеву: матерью Марией (Скобцовой), Ильей Фондаминским, Иваном Манухиным. Этот маленький кружок, к которому принадлежал Николай Александрович, часто встречался в доме у Фондаминского или Манухина, каждый член группы по очереди делал доклады на религиозные темы, которые обсуждались остальными присутствующими. Вопрос об отношении к Московской Патриархии просто «убил» эти собрания. Хотя, спустя несколько лет, члены кружка вновь начали встречаться, обсуждать социальные аспекты христианства.

Но это еще было впереди, а в 1925 году Бердяев и Вышеславцев затеяли новый журнал. Мысль эту им подал Густав Кульман, один из сотрудников YMCA, «который вообще много сделал для русских, особенно для религиозного движения среди русских»[453], Николай Алексанрович договорился с Дж. Моттом о финансовой поддержке YMCA для этого ежемесячного журнала, замысливаемого как печатый орган Религиозно-философской академии. Журналу было решено дать название «Путь». К нему печатались приложения, – например, доклады выступавших на открытых собраниях РФА. В сентябре вышел и первый номер. Подзаголовок гласил: «Орган русской религиозной мысли». В редакционной статье говорилось об уникальном характере «русского рассеяния». «Путь» искал смысл и предназначение эмиграции, объединившей «громадные силы, ставшие ненужными России». Бердяев был убежден, что миссия эмиграции (о которой так часто говорили на различных эмигрантских собраниях) – религиозная. Он был уверен, что надо идти навстречу западному христианству, не замыкаться в «русской идее». Журналу Бердяева оказывал поддержку митрополит Евлогий (в пику «карловчанам», Русской Зарубежной церкви, но и потому что идеи Бердяева были ему близки).

«Путь» прожил удивительно долго и в каком-то смысле составил конкуренцию «Современным запискам», – хотя это не совсем так, ведь направленность и задачи журналов были различными. Скорее, можно говорить о том, что с проблематикой «Пути» перекликался другой журнал, основанный позднее, в 1931 году, – «Новый град» (под редакцией И. И. Бунакова-Фонаминского, Ф. А. Степуна и замечательного историка-медиевиста, богослова, философа Г. П. Федотова). «Путь» существовал до 1940 года (и Николай Александрович был его бессменным редактором), вышел 61 номер, – поразительный результат для зарубежной России, где таких «долгожителей» было мало. Бердяев смог собрать вокруг себя лучших представителей христианской мысли. В «Пути» участвовали Франк, Булгаков, Лосский, конечно же, Вышеславцев, в него писал Д. И. Чижевский и многие другие представители свободной философской мысли. К сожалению, многие русские журналы безвозвратно и начисто смела Вторая мировая война. Для Бердяева было важным, что на страницах журнала выступали не только православные авторы, но также протестанты и католики (Ж. Маритен, П. Тиллих, другие), – без этого нельзя было идти навстречу западному христианству. Благодаря Лидии Юдифовне и в окружении Бердяевых всегда были католики (прежде всего здесь нужно вспомнить польского философа отца Августина (Якубисика), священника церкви Сен-Медар в Париже, который стал духовником Лидии), да и философия Бердяева начала находить себе почитателей не только у русских читателей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное