Бердяев

Некоторые средства к существованию давали журналы, которые платили за опубликованные статьи. Конечно, самым известным и долго жившим «толстым» журналом были «Современные записки» (да и платили там лучше всего). Журнал начал выходить в ноябре 1920 года и продолжался до весны 1940-го, прекратившись лишь тогда, когда Гитлер оккупировал Францию. Редактировали журнал пять бывших эсеров — Н. Д. Авксентьев, И. И. Бунаков-Фондаминский, В. В. Руднев, М. В. Вешняк и А. И. Гуковский, которые смогли создать неполитизированный, серьезный журнал, в своем роде — «классику» журнального дела. Программа журнала была изложена в его первом номере: «"Современные записки" посвящены прежде всего интересам русской культуры. В самой России свободному, независимому слову нет места, а здесь, на чужбине, сосредоточено большое количество культурных сил, насильственно оторванных от своего народа…» Благодаря своей «надпартийной» ориентации журнал имел возможность собрать лучшие силы русского зарубежья. В нем публиковались В. Набоков, А. Ремизов, М. Осоргин, Л. Шестов, были напечатаны эмигрантский вариант «Хождения по мукам» Алексея Толстого (отличающийся от советского), воспоминания посла В. А. Маклакова… Публиковался здесь и Бердяев. «Современные записки» с честью поддержали традицию, на которую прямо указывало название журнала — традицию "Современника" и "Отечественных записок", они стали печатным органом всего русского зарубежья. По сути, журнал был возобновлен в 1942 году в Нью-Йорке под другим названием («Новый журнал») и выходил в свет еще 40 лет.

Весть о переезде Бердяевых в Париж долетела до Судака. Герцык написала Николаю Александровичу письмо, где говорила, что «взволновалась, узнав случайно, что вы переехали, и все новое вокруг вас»[342]. Бердяев не забывал о Евгении, переслал ей (с оказией в Москву) письмо и свои новые книги, но они еще не дошли до Крыма. Особенно она радовалась книгам — «ведь это часть тебя и, когда они дойдут до меня, будет точно новая встреча», — писала Евгения Казимировна. Любая весточка от Бердяевых была желанна, — «для меня это очень, очень важно в моей, по правде, трудной жизни». Болела Аделаида, болела сама Евгения, Дмитрий Евгеньевич Жуковский остался без работы… Аделаида Казимировна в это время загорелась идеей эмиграции в Париж, Жуковский мечтал там найти хотя бы место консьержа. В письме к Шестову Аделаида советовалась о перспективах жизни за границей и описывала свой крымский быт: «Чтобы Вы имели представление о скромности наших требований к жизни, скажу, что в течение двух лет мы ютились в маленькой, сырой кухне (в Симферополе, там Жуковский смог найти работу. — О. В.), где хозяева стирали и пекли хлеб… Вот уже года два, что Д. Е. спит без простынь (ибо у нас их пять на четырех), а я с старшим сыном имела всю эту зиму одну общую пару башмаков, которыми мы пользовались по очереди»[343]. Не лучше обстояли дела и у ее сестры. Бердяев пытался как-то помочь, разговаривал в берлинском издательстве «Обелиск» о публикации переводов Евгении Казимировны, но она и сама, периодически получая сведения об эмигрантской жизни, понимала, что надежды на это мало: «На днях Гершензон писал Аде, что там трудно, — он сам абсолютно не находит работы и существует только на жалование, крайнее безденежье у Белого и других»[344].