Берег черного дерева и слоновой кости (сборник)

Только Гуттор не растерялся. Подскочив одним прыжком к Надоду, он вырвал у него кинжал и далеко отбросил от себя.

Потом, зажав голову Красноглазого между своими могучими ладонями, богатырь, с рассчитанной медленностью, стал сжимать ее.

— Помнишь старого Гаральда, которому ты разрубил топором череп? — приговаривал он. — А Олафа, убитого тобой?..

— О, сжалься!.. Убей меня сразу! — молил Надод.

— Не торопись! — зловеще улыбался Гуттор. — Смерть — это избавление от всех страданий. Надо сперва заслужить ее.

— О! Прости меня! Прости! — стонал Красноглазый. — Я не в силах больше терпеть этих мучений! Убей меня!

Даже норландцы, ненавидевшие Надода, не в состоянии были смотреть на эту сцену.

В последний раз сжались ладони гиганта, и череп злодея треснул. Кровь и мозг брызнули во все стороны…

Гуттор выпустил из рук безжизненное тело и, опустившись на пол, зарыдал, как ребенок.

Когда герцога удалось привести в чувство, оказалось, что он сошел с ума.

Много лет прошло с тех пор.

Туристы, посещавшие развалины старого Розольфсского замка, встречали возле них молодого человека, которого всегда сопровождал столетний старик.

Молодой человек занимался тем, что срывал цветы и мох, росшие среди развалин. Иногда он останавливался, и в его безумных глазах появлялся проблеск сознания.

— Надод! Красноглазый! — шептал он тогда.

Но вслед за этим взор его опять тускнел, и, опустив голову, он продолжал забавляться цветами.

Этот безумный был Фредерик Биорн, последний из славного рода владетельных герцогов Норландских.

Грабители морей

Глава I Таверна «Висельник»

Вечерело. Тяжелый густой туман, весь пропитанный черным дымом фабричных и заводских труб, висел над Лондоном. Было уже темно. На улицах стоял неопределенный гул, который производила толпа возвращавшихся из деловых центров города в свои жилища людей.

В те времена Лондон по ночам не освещался: только у королевских дворцов и у домов знатных лордов зажигались фонари. Это обстоятельство как нельзя более благоприятствовало «ночным дельцам», беспрепятственно взимавшим дань с запоздалых прохожих.

Правда, полицейские правила предписывали обывателям, под угрозой ограбления, по ночам выходить из домов только группами и обязательно с фонарями, но и это не смущало ночных джентльменов, действовавших целыми шайками; они по-прежнему продолжали грабить и раздевать прохожих и нередко оставляли свои жертвы в том же виде, в каком ходил Адам до грехопадения. Поэтому, по указу короля Георга III, при всех полицейских постах были устроены склады одеял. Эта разумная мера имела своей целью пощадить стыдливость почтенных граждан.

Мало-помалу шум в городе затих и, когда часы на Тоуэре[60]пробили восемь, на улицах не оставалось никого, кроме бездомных собак; изредка проходил полицейский патруль, совершая свой случайный обход, нисколько, впрочем, не мешавший ночным джентльменам обделывать по соседству свои делишки.

Та часть Лондона, которая теперь называется Сити (центр), в конце восемнадцатого века пользовалась дурной славой. Это было место сборища самых разнообразных элементов преступного мира, находивших себе убежище в многочисленных кабаках и трактирах, торговавших всю ночь.

В самом центре Сити, на улице Ред-Стрит, стоял один из таких притонов, носивший громкое название таверна «Висельник». Это был излюбленный притон «Грабителей морей».

Страшная ассоциация «Грабители морей» сделалась чрезвычайно опасной для общества в конце восемнадцатого века, когда Европа, раздираемая продолжительными войнами, лишенная дорог и удобных сообщений, предоставляла каждому гражданину самому заботиться о своей безопасности. Не было ни одной провинции, где бы не завелась своя собственная шайка разбойников, грабителей, убийц, смеявшихся над всеми усилиями полиции и грабивших подчас целые селения и города.

Но ни одна из таких шаек не могла сравняться могуществом и размахом своих операций с грозными «Грабителями морей». У этого общества был свой флот, сухопутные шайки и могущественные покровители во всех слоях общества, даже в верхней палате английского парламента и в коронном суде Великобританской державы.

Ламаншский канал, Балтийское море, Северное море служили обычно ареной преступных подвигов этой ассоциации, наводившей страх на берега Англии, Дании, Швеции, Норвегии, Голландии и Германии.

Самый Лондон в течение почти двадцати лет находился под ужасным террором «Грабителей морей». Дело дошло до того, что «Грабители» стали взимать подать со всех богатых негоциантов, арматоров, банкиров и домовладельцев Сити. Этим лицам посылались категорические требования доставить в такой-то день и час в таверну «Висельник» такую-то сумму, которая исчислялась соразмерно богатству облагаемого этим незаконным побором лица. В письме, обыкновенно, упоминалось «о прискорбных последствиях, которые неминуемо должен повлечь за собой отказ», и внизу ставилась подпись: «Грабители».