Уверенность, с какой говорил старик, произвела на капитана сильное впечатление.
— Грундвиг рассердится, что я украл у него радость, — продолжал старик. — Этот счастливый миг принадлежит ему по праву. В продолжение двадцати лет он ищет тебя… Я тоже имею право на это счастье, но мне осталось жить всего несколько часов.
Достав из выдвинутого в столе ящика изящный медальон, старик протянул его Ингольфу.
— Тебе знаком этот портрет?
Из овала медальона глянула на капитана прелестная женская головка. Необъяснимое волнение охватило Ингольфа.
— Моя мать! — воскликнул он и в порыве чувств прижал портрет к губам. А между тем он не знал своей матери. Ему говорили, что она умерла во время родов.
Легкое прикосновение вывело Ингольфа из раздумья.
— А взгляни на эту вещь, — проговорил старик и протянул ему небольшую печатку с яшмовой ручкой.
На печатке был выгравирован летящий орел с сердцем в когтях. Внизу стояло: Sursum corda — горе сердца[47]
.Это был герб Биорнов и их девиз.
— Покажи свою грудь, Фредерик Биорн, — произнес замогильный голос.
Изумлению капитана не было границ. Откуда мог этот старик знать его тайну, о которой он никогда никому не говорил?
Быстрым движением открыл он грудь. На ней был вытатуирован тот же рисунок, что и на яшмовой печати.
Старик поднял голову. Казалось, он помолодел лет на двадцать, и, когда он заговорил, голос его звучал почти твердо.
— Мы с Грундвигом никогда не верили в то, что ты утонул, и не отчаивались отыскать тебя.
— Как? Разве здесь думали…
— Слушай меня. Мы обыскали все дно фиорда в том месте, где предполагали, что ты упал в воду. Мы шесть часов искали по всем направлениям, куда мог тебя отнести отлив, и ничего не нашли. Это убедило нас в том, что ты жив и что тебя украли или продали кому-нибудь. Мы надеялись отыскать тебя по этому знаку на груди. Знаешь ли ты, кто наложил его на тебя? Я, старый Розевель, сделал это.
— Вы! — вскричал Ингольф, бросаясь ему на шею. — Вы спасли меня и теперь возвращаете моим родным!.. Как мне благодарить вас!
И он запечатлел поцелуй на холодном лбу старика.
Глава XXIV
О дяде Магнусе
В памяти Ингольфа всплыли картины детства.
Вспомнил он, как отец прогнал слугу, который сказал при нем, что у него нет отца. При поступлении в кадетский корпус вместо метрических бумаг было представлено какое-то нотариальное свидетельство.
Значит, его отец — датский арматор — не был его отцом.
Ингольф больше не сомневался в этом.
Теперь он понял, почему все в Розольфсе казалось ему таким знакомым.
Он хотел знать все подробности своего похищения и с жадным вниманием выслушал рассказ старого Розевеля.
Да, поистине Надод был злым гением всего рода Биорнов.
И какое странное совпадение: его вернул на родину тот же человек, который оторвал его от родного дома.
При одной мысли о том, что могло произойти, если бы не эта неожиданная развязка, Ингольф чувствовал, что волосы у него становятся дыбом. Правда, он не собирался убивать отца и братьев, но смог ли бы он удержать от этого своих разъяренных матросов? А Надод?
— О, как жаль, что этот негодяй не в моей власти! — воскликнул Фредерик. — Он, вероятно, убежал вместе с моими матросами…
— Нет, — ответил старик, — он еще до этого скрылся с корабля. Это говорили англичане. Отсюда слышно все, что говорится во внутреннем дворе… Много лет у меня не было другого развлечения, так как мне запрещено выходить из этих комнат. Видишь решетки на окнах?.. Я не могу даже выглянуть наружу. Единственный человек, который навещает меня, — Грундвиг. Он мне приносит пищу и беседует со мной о старине. Кроме него и твоего отца никто в замке не знает, что я здесь живу. Эта башня считается необитаемой. Люди говорят, что в ней иногда появляется привидение. Это правда… ведь я так похож на привидение. Такова воля Гаральда. Он боится за Эдмунда и Олафа… Но тот, там, среди вечных льдов… Как должен был он проклинать его, умирая, если только действительно умер…
Капитан слушал старика, не перебивая.
— Что же здесь происходит? — бормотал он в недоумении. — Расскажите мне толком, и если вам нужен защитник…
— Это очень печальная история, — сказал после некоторого колебания Розевель, — но тебе следует все-таки узнать ее. Быть может, еще не слишком поздно, и тебе удастся спасти его.
— Кого?
— Твоего дядю Магнуса… Выслушай меня спокойно, — продолжал старик. — Тебе нечего опасаться: никто, кроме меня и Грундвига, не знает о существовании потайной лестницы, и нас здесь никто не потревожит. Впрочем, при первом подозрительном шуме я сумею надежно спрятать тебя.
— Хорошо, Розевель, я слушаю тебя.