Берег динозавров

Веревка выскользнула из рук; повозившись в грязи, я нашел узел погрузился с головой, пытаясь просунуть ногу в петлю и, в конце концов, просто ухватился за веревку обеими руками. Она натянулась, и я начал подниматься из трясины. Вцепившись в нее со всей силой отчаяния, я ехал вверх по склону. Поверхность все изгибалась. Дело шло медленнее медленного. Ярд. Еще один. Пол-ярда. Фут. Я двигался уже под углом в тридцать градусов. Еще одно усилие… Я услышал, как трется сверху веревка. Я уперся плечом в край, ухватился за него руками… Веревка дернулась в последний раз, я закинул ногу и вылез наверх, прополз некоторое расстояние по мягкому песку, но тут же упал ничком и лишился чувств.

13

Солнце бьет в глаза… Забыл опустить жалюзи… Матрас комками, песок в кровати… Слишком жарко… Зуд, боль…

Я разлепил веки и посмотрел на белый песок, гребнями спускавшийся к берегу латунного моря. Свинцовое небо, но все равно слишком яркое… Ни птиц, ни парусов, ни детишек с ведерками, ни купающихся красавиц. Только я и вечное море.

Пейзаж был мне отлично знаком — я снова оказался на Береге Динозавров. День только занимался. Все мое тело болело.

Что-то затрещало и посыпалось с меня, когда я сел, опершись на переломанные руки, которые, слава богу, оставались при мне. Грязь на брюках засохла, все это приклеилось к моим ногам; то же самое произошло и с туфлями. Я согнул колено и чуть не завыл от боли. Зато корка потрескалась и стала разваливаться кусками. Эта гадость покрывала меня с ног до головы. Я соскребывал грязь, счищая ее, как скорлупу, освобождая от нее свои раны. Грязь залепила и глаза; я попробовал прочистить их пальцами, но сделал только хуже.

— Я вижу, вы проснулись, — послышался откуда-то сзади резкий голос.

Я выскреб грязь из уха и услышал скрип шагов по песку.

— Не лезьте в глаза руками, — приказала она грубо. — Спуститесь лучше к воде и умойтесь.

Скривившись, я встал. Твердая рука подхватила меня под правый локоть и направила вперед. Я побрел, спотыкаясь, по мягкому песку. Солнце жгло мои веки. Шорох прибоя усиливался. Я миновал полосу твердого песка, полого уходящего вниз, и почувствовал, что у ног плещется теплая вода. Женщина отпустила меня, я сделал еще несколько шагов и с головой погрузился в волны, предоставив себя их ласкам.

Ссохшаяся грязь превратилась обратно в слизь, испускавшую тухлый запах. Я более или менее промыл волосы, опустил лицо в воду, обмыл его и вновь обрел зрение.

Потом я стянул рубашку, тяжелую, разбухшую от грязи, поводил ею туда-сюда, оставляя в прозрачной бледно-зеленой воде темное облако. Многочисленные порезы на руках и плечах начали кровоточить. Костяшки пальцев воспалились. Соленая морская вода жгла, как кислота. Я заметил, что спины у рубашки больше нет — вместо нее зияла дыра с обгорелыми краями.

Вдруг небо приобрело черный металлический оттенок, наполнилось блестящими круглыми точечками.

Я услышал сзади плеск. Кто-то схватил меня и стал тащить из воды. Кажется, я начал тонуть, даже не сознавая этого. Я закашлялся и вытянулся, пока она тянула меня к берегу. Ноги не хотели подчиняться приказам моего мозга, поэтому мне пришлось стать на четвереньки; еще с минуту я тряс головой, пытаясь отогнать высокий, пронзительный звук, исходящий, казалось, откуда-то из глубины моих ушей.

— Я не знала, что вы ранены… У вас же вся спина в ожогах… Что с вами случилось?

Голос доносился откуда-то издали, то нарастая, то почти исчезая.

— Ничего. Просто мальчик постоял на горящей палубе, — попытался беспечно ответить я, но услышал лишь собственное глухое бормотание.

Передо мной возвышалась пара стройных женских ножек в облегающих кожаных сапожках, далее следовали красиво очерченные бедра под серым пояском, портупея с пистолетом и белая, наверное, некогда накрахмаленная рубашка. Я вновь скривился, просто так, чтобы она знала, что у меня все по-прежнему болит, и, опершись на ее руку, поднялся на ноги.

— …Оставила вас снаружи на всю ночь… первую помощь… идемте… здесь недалеко…

Сержантский тон голоса смягчился, и он показался мне почти знакомым. Я обернулся, прищурился на солнце и посмотрел на ее лицо, хмурившееся в глубокой озабоченности.

Сердце мое замерло посреди удара.

Это была Лайза.

14

Я прохрипел что-то и прижался к ней, но она оттолкнула меня и окинула суровым взглядом ночной няни, которая не любит свою работу, но, тем не менее, выполняет положенные обязанности.

— Лайза! Как ты сюда попала? — выдавил я, в конце концов, из себя.

— Я не Лайза. И попала сюда тем же образом, каким, думается мне, и вы.

Она вела меня к стандартной палатке, установленной на берегу в тени.

— Полагаю, вы на самом деле оперативный агент? — Осмотрев меня с головы до ног, она цокнула языком. — Видик у вас, словно после воздушного налета.

— Артобстрел и абордаж, — внес я ясность. — Но что делаешь здесь ты, Лайза? Как?..

— Меня зовут Меллия Гейл, — оборвала она. — И отстаньте от меня. И без того забот хватает.

— Лайза, разве ты не помнишь меня? Не узнаешь?