Берег дна

Дома в Лиманске заброшенные, но все еще крепкие, местами даже вроде как ухоженные. Только целых стекол ни в одном окне не осталось да заборы покосились. Вставь стекла, освежи краску и жить еще можно. Вон в угловом, например, на балконе второго этажа белье сушится, интересно, сколько лет уже? Точно не семь, прошедшие с момента второго взрыва, и даже не двадцать семь с момента первой аварии. Город выглядел так, будто его перенесло прямиком из конца пятидесятых. Исколесив по службе чуть не весь Великий и Могучий, маленьких городишек Мотя повидал немало, и находил в Лиманске мало общего с ними. Вроде бы те же кирпичные двух- и трехэтажки с персональными двориками и сарайчиками, те же палисадники под окнами, те же скамейки под подъездами. Те же, да не совсем. На крышах не было телевизионных антенн, киоски выглядели солидно, а мусорные баки отсутствовали. Ржавеющие то тут, то там «запорожцы», «москвичи» и ГАЗы с КАМАЗами выглядели в этом идиллическом пейзаже чужеродно, но картину не портили. А за речушкой, больше похожей на ручей, текущий посередине города, пятидесятые как отрубало и бал правили семидесятые. «Сталинки» исчезали, их место занимали унылые «хрущевки» и панельные девятиэтажки, дворики сменялись гаражами и только остовы автомобилей точно так же ржавели, мозоля глаза.

Отряд подошел к городу с юго-запада. По правую руку раскинулся пустырь, перепаханный бульдозерами и заваленный строительным мусором. Кое-где из-под мусора пробивались колючие сорняки и чахлый кустарник. Плохое место. Отчаянно плохое. Аномалии на нем водились в таком количестве, что на экране детектора поле представлялось огромным сплошным пятном. «Воронки» перемежались с «трамплинами», «мясорубки» заползали на «электры», а промеж всего этого искрящего сверкающего великолепия плавали сгустки плазмы. Артефактов этот пустырь производил великое множество и притягивал к себе сталкеров всех мастей, как магнит. Которые поглупее, одуревшие от вида этих россыпей, лезли за ними на пустырь, как мухи на липкую ленту, и оставались там, разорванные и перемолотые, переваренные аномалиями и выплюнутые в виде все тех же артефактов. Сталкеры поумнее бродили окрест и подбирали то, что выбрасывалось за пределы пустыря. Только двоим за все время существования Зоны удалось выйти из этого аномального лабиринта живыми и невредимыми — Диме Шухову и Юрию Михайловичу, более известному как Семецкий.

По левую руку простирался Лиманск, конечная точка их рейда. Начинался самый короткий и самый опасный отрезок пути. Город в силу своей аномальности был плохо разведан сталкерской братией — трудно исследовать то, что периодически исчезает или наглухо закрывается снаружи и изнутри. Можно было войти в него в июне и искать выход до декабря, если продуктов и воды хватит, а можно было, за два часа пройдя город насквозь, обнаружить, что в Зоне прошло несколько недель. Как ни странно, мутанты в Лиманске почти не встречались, лишь изредка какой-нибудь глупый молодой кровосос забредет в поисках сексуальных утех, но это скорее исключение, чем правило. Видать по всему, зверье нечто такое чувствовало, что заставляло его держаться подальше от городской черты. Сталкеры же, тоже, впрочем, местное зверье, подобным чувством опасности не обладали и в изобилии водились в Лиманске.

Именно сталкеры сейчас представляли наибольшую угрозу. Мотя остановился возле подъезда крайнего дома и жестом приказал замереть остальным. Начиналось самое интересное и торопиться было смерти подобно. Солнце уже полностью вышло из-за горизонта, водяная взвесь, висевшая всю ночь в воздухе и притворявшаяся дождем, испарилась и видимость была хорошая. К тому же вода щедро увлажнила землю, и если засада готовилась ночью, то успели наследить. Главное теперь смотреть в оба.

Присев на корточки, Мотя закурил, прищурился и стал внимательно изучать путь, наклоном головы меняя угол обзора. Дима присел рядом. Некоторое время он смотрел в ту же сторону, покрутил головой и, ничего не заметив, достал детектор.

— Я ничего не вижу, — громко прошептал он, меняя масштаб.

Мотя скосил глаза на экран, еще раз глянул на потрескавшиеся плиты дорожки, ведущей вдоль дома, и достал из кармана гайку.

— Не видишь? Смотри, — жестом профессионального игрока в дартс он прицелился в одно ему видимое утроение очков, на секунду замер и с силой запустил гайку между массивной бетонной чашей, служившей ранее клумбой для цветов, и скамейкой с вычурными чугунными ножками, выкрашенными ярко-зеленой краской. Гайка полетела по пологой дуге, а ровно между скамейкой и клумбой вдруг остановилась, повиснув в воздухе, несколько секунд повертелась вокруг своей оси, словно наживляясь на невидимый болт, замерла и осыпалась серым порошком на плиты. Проследив взглядом за пеплом, Дима обнаружил, что дорожка в этом месте довольно густо присыпана серой пылью.

— А?.. — только и смог он спросить.