То, что этот танец был прощальным? Конечно, понял. Но она прощалась не со мной, а со своими детскими мечтами. Несбывшимися? Так получилось.
– Да.
– Не обижаешься?
– Напротив. Я горд оказанной мне честью.
– Это все, что я могу для тебя сделать.
– Знаю.
Тайрисс придвигается поближе и губами касается моей щеки. Потом заставляет наклониться и подвергает поцелую рассеченную бровь.
– Опять попал под горячую руку?
Вздыхаю:
– Увы.
– Я все поправила, и Зимник ты будешь встречать не с разбитым лицом.
– Спасибо еще раз.
– Мне не трудно. Когда он снова тебя покалечит, только позови!
– А твой супруг не будет против?
– Если не будет против твоя супруга.
Несколько вдохов мы смотрим друг на друга, потом не выдерживаем и начинаем хохотать. Веселья хватает ненадолго, но оно искреннее, а значит и минуты довольно, чтобы им насладиться.
– В твоей душе как будто стало меньше Хаоса, – то ли с сожалением, то с одобрением замечает Тайрисс.
– Не страшно! Когда хаос убывает внутри, он всегда прибывает снаружи. Если во мне его количество уменьшилось, то вокруг, то есть в моей жизни, увеличится, только и всего.
Она улыбается:
– Смотри, эти слова могут оказаться пророческими.
В святая святых Заклинательницы Сэйдисс – ее рабочий кабинет – принято заходить, пятясь спиной вперед. Чтобы было безопаснее вылетать оттуда: ведь падать, куда глядят глаза, приятнее, чем наоборот, верно? Я вспомнил об этом непреложном правиле уже перед самой дверью, ухмыльнулся и в точности последовал традициям. Пять не слишком уверенных шагов прямо от двери. Теперь можно остановиться и дождаться изъявления воли повелительницы. Но на всякий случай нужно быть готовым к худшему.
– Вы желали рассмешить меня своими действиями? – Раздается за моей спиной бесстрастный голос. – Возьму на себя труд сообщить: у Вас ничего не получилось. Попробуете еще раз?
Если повелительница предлагает, это означает, что она настроена на разговор. Грех не воспользоваться таким шансом.
Поворачиваюсь, бухаясь на колени. Вот стерва, могла бы выбрать для кабинета ковер и помягче, а не эту тростниковую циновку!
Проглатываю стон, прижимаю ладони к полу, выгибая спину. Сия поза должна изображать поклон, но со стороны, как могу догадаться, выглядит не слишком почтительно и не особо изящно.
Сэйдисс придерживается примерно такого же мнения:
– Ваши действия в течение последней минуты меня пугают. Вы окончательно повредились рассудком?
– Я всего лишь приветствую свою повелительницу так, как это должно делать.
– Что-что Вы там бормочете? Приветствуете каждую половицу?
Стараясь сохранить на лице безмятежное спокойствие, разбавленное благоговейным страхом, поднимаю голову.
Заклинательница сидит за столом, методично постукивая зажатым в пальцах правой руки пером по медному уголку книги приходов и расходов. Золотистые волосы собраны в строгий пучок, на безупречно прямой нос водружены увеличительные стекла в тонкой оправе: как ни крути, а моей первой матушке уже перевалило на седьмой десяток, и если есть возможность не тратить данные от природы силы, Сэйдисс не преминет ею воспользоваться.
– Вы желали меня видеть, повелительница?
– Глупый вопрос. Или Вы добирались до поместья пешком от самого Нэйвоса?
Действительно, вопрос глупый. Но я и не претендую на звание первого мудреца в округе.
– Чему обязан?
– Обязательно должна быть причина? – Щурятся лазурные глаза.
– Вы ничего не делаете без веской причины, повелительница. Думаю, и этот раз не исключение.
Она откидывается на спинку кресла, кладя перо между страниц книги.
– Вы научились думать? Похвально.
– Я стараюсь, повелительница. Изо всех своих немощных сил.
– Занятное сочетание слов. Немощные силы… Но этого мало, чтобы заслужить прощение.
– Я в чем-то провинился перед вами?
– Как всегда.
Сэйдисс не меняет положение ни единой черты на точеном, как мраморная маска, лице, потому нет никакой возможности угадать, шутка ли была только что произнесена или самая настоящая угроза. Если хотите протянуть на этом свете подольше, из двух зол непременно надлежит выбирать худшее: эту истину знает каждый. И как поступить мне? Отшутиться или чистосердечно принять все предложенные грехи? Тем более, причина обвинения известна. Правда, повелительница берет на себя труд еще раз поведать о ней:
– Вместо того чтобы проследовать в мой кабинет сразу по приезде, Вы снова посещали ЕГО. Вы поступаете так, чтобы причинять мне боль?
– Я не могу допустить и подобной мысли, не то, что воплотить ее в действия, повелительница. Если Вы считаете иначе, я приму любое наказание, которое Вы сочтете необходимым назначить.
– Наказание? – Она поднимает взгляд к потолку. Красивый, кстати, потолок: выложенный резными плитами из янтарного дуба, чья древесина при малейшем попадании на нее света начинает сиять, словно освещаемая изнутри. – Вы сказали так много, но не произнесли главного слова.
– Какого же?
– Что заслуживаете быть наказанным.