Берег мародеров

Таким манером мы дошли до люка машинного отделения.

— Открывай! — велел я офицеру. Он оттянул рычаг и распахнул люк.

— Спускайтесь туда,— приказал я.— Все до одного!

Я заметил, что офицер колеблется, прикидывая свои шансы, и завопил:

— Живо!

Похоже, мой крик образумил его, и офицер полез в люк. Остальные последовали за ним. Прикрыв крышку, я надежно задраил ее и вернулся в кладовую. Когда я карабкался по трапу, моего слуха достиг звук вороватых шагов. Кто-то крадучись шел по палубе у меня над головой. Я крепче задраил люк, после чего отправился в нос лодки проверить тот люк, через который загружали боеприпасы. Когда я долез до него по трапу и задраил, то почувствовал, что вполне могу потерять сознание. Идя по коридору, я видел оставленный мною кровавый след.

В рубке управления Киван накидывал куртку на раненое плечо.

— Ну как, легче? — спросил я. Дэвис повернулся на голос.

— Силы небесные! — вскричал он.— Что с вами, мистер Крейг?

Я показал свою левую руку.

— Сумеешь наложить жгут?

— Чего ж не суметь-то? — он снял с меня китель, закатал рукав и перетянул предплечье над локтем полоской ткани, оторвав ее от своей рубахи.

— Шина тоже не помешала бы,— сказал Дэвис и разломил пополам толстую штурманскую линейку. Следующие пять минут я провел в жутких муках. Удар пули был настолько сильным, что кость выбило из сустава. Шину наложили на кровавое месиво из мышц и рваной кожи. Пока Дэвис вправлял кость, я терял сознание, должно быть, раза два.

— Ваше счастье, что я шахтер, мистер Крейг,— произнес Дэвис, стягивая шины полосками ткани.— Не всякий знает, как залатать сломанную руку или ногу, верно я говорю?

Я согласился, что не всякий, и присел на штурманский столик, поскольку ноги едва держали меня.

— Что будем делать дальше? — спросил Дэвис.

— Ждать,— ответил я,— ждать и молить бога, чтобы они не ворвались в лодку, прежде чем пламя как следует разогреет известняк. Больше ничего.

Мы просидели в рубке управления довольно долго, прислушиваясь к шагам над головой. Представляю себе растерянность немцев! Они, должно быть, не знали, что и думать. Какую-нибудь минуту назад мы держали док мертвой хваткой и вдруг ни с того ни с сего исчезли где-то в кишках подлодки. Наверное, плот теперь снует между нашим и пятым доками, доставляя к месту боя новые и новые подкрепления. А как с пожаром? Попытаются потушить? Даже если им удастся притащить в наш док пожарное снаряжение, это ничего не даст: пытаться гасить такой костер — гиблое дело.

— Давайте посмотрим, как у нас с кислородом,— сказал я. Мне заметно полегчало, но подлодка все больше и больше нагревалась. Страшный жар костра, наверное, уже раскалил докрасна обшивку носа. Если мы застрянем здесь надолго, лодка превратится в настоящую жаровню и станет смертельной западней.

Мы отыскали оборудование для подачи кислорода. Дэвис, похоже, знал, как с ним обращаться, но для меня аппаратура оказалась слишком сложной. На палубе продолжалась суетливая беготня. Сидеть в лодке было по-настоящему жутко. Каждое движение на палубах сопровождалось глухим стуком, иногда доносились приглушенные голоса. Воздух становился все тяжелее. Должно быть, снаружи просочилось немного углекислоты, которая выделялась из известняка под действием бушевавшего в бассейне пламени: люки становились полностью герметичными лишь при погружении, под давлением толщи забортной воды. Дэвис включил подачу кислорода. Я пошел в минный погреб и взял со стеллажа пять комплектов для эвакуации команды. К великому моему облегчению, кислородные баллоны были полны.

Вернувшись к своим, я услыхал со стороны боевой рубки глухое шипение, и мы отправились туда. На командном пункте шипение слышалось более явственно. Доносилось оно от люка.

— Судя по звуку, автоген,— сказал Дэвис.

— Боюсь, что так,— откликнулся я.— Оставайтесь поблизости, придется отбиваться.

Мы нашли для Кивана револьвер. Карабин мог пустить в ход только Дэвис. Задрав головы, мы уставились на люк. На стали засияла красная точка, в полумраке похожая на огонек сигареты, потом она разрослась и побелела. Мгновение спустя нам под ноги закапал расплавленный металл и показалось пламя резака. Ослепительно-белое, оно вгрызалось в металл медленно, но верно, и мы смотрели на него, будто завороженные. Это было чем-то сродни состязанию в скорости. Что победит, пламя или газ? Или огонь уже потушен? Судя по тому, как нагрелась лодка, вряд ли. Но я был слишком измучен, чтобы придавать значение чему бы то ни было, да и мысль притупилась настолько, что я уже почти не соображал и не мог быть уверен ни в чем.

Довольно большой участок люка тускло мерцал красным светом, белый разрез увеличивался, он уже приобрел форму сегмента, потом — полуокружности... Пламя медленно и неумолимо вгрызалось в металл.

— Что будем делать? — спросил Киван.— Драться или поднимать лапки?

И тут я заметил, что пламя резака замерло в одной точке. Добела раскаленная сталь слепила глаза, но постепенно остывала, краснея. Одновременно чернела и вся крышка люка. Шипение резака стихало и вскоре прекратилось совсем.