Впрочем, революция 1917 года на некоторое время оживила ее душу. Наконец-то, казалось Елизавете, настало время и ей послужить народу. Она вступила в партию социалистов-революционеров. К концу февраля 1918 года ее избрали товарищем городского головы Анапы. Впрочем, сам голова почти сразу подал в отставку, и Елизавета стала его преемницей. Главных обязанностей было две: решение неизбежных хозяйственных задач — и спасение людей от массовых расстрелов и… «морских ванн» (понятно, что это значило!).
Впрочем, когда председателем местного большевистского Совета стал товарищ Потапов, у них установились вполне хорошие отношения. Самое смешное, объяснялось это тем, что «голова» — женщина. Хотя, конечно, баба — не человек, это общеизвестно, однако в самом факте существования городского головы — женщины было нечто столь явно революционное, такое противоречие привычкам старого режима, что «товарищи», одурманенные мыслью, что у них, в Анапе, все прям-таки как в столице (там товарищ Коллонтай, у нас товарищ Кузьмина-Караваева!), даже не вникали в явную «контрреволюционность» некоторых выступлений «товарища головы». Голова был (вернее, была!), так сказать, порождением революции — и потому с ней надо было считаться. Кроме того, смелости ей было не занимать стать. Если Елизавета в результате какого-нибудь спора с Советом чувствовала, что дело идет плохо, она дерзко заявляла:
— Я добьюсь, что вы меня арестуете! Горячий и романтический большевик Потапов — простая, впрочем, душа! — на такие чисто женские штучки очень сильно, говоря современным языком, велся и тут же пылко кричал:
— Нет, никогда! Это означало бы, что мы вас боимся!
Да, в ее смелости нельзя было сомневаться, особенно когда она противостояла матросам-анархистам («делегатам» Черноморского флота), которые прибыли в Анапу с требованием контрибуции в двадцать тысяч рублей. На митинге, специально созванном Потаповым, Елизавета потребовала слова. Когда она шла к трибуне, Потапов шепнул:
— Вы полегче. Это вам не мы — они не постесняются…
Впрочем, Елизавета (она ведь тоже была из числа тех, которые «называют все по имени и отнимают аромат у живого цветка», то есть неплохим психологом) чувствовала: при той опереточной активности, которой охвачены большевики, все же есть способ разговаривать с ними с позиции силы.
В зале при ее появлении воцарилась тишина. Это ее подбодрило. Подошла к кафедре и ударила кулаком по столу:
— Я хозяин города, и ни копейки вы не получите!
В зале стало еще тише. Потапов опустил голову… Тут один из матросов протянул:
— Ишь, баба!..
Елизавета опять стукнула кулаком:
— Я вам не баба, а городской голова. Тот же матрос уже несколько иным тоном воскликнул:
— Ишь, амазонка!
Может, половина зала и не знала, что это за птица такая, та амазонка, однако то ли слово, то ли сама Елизавета матросам понравилась. Она почувствовала, что победа на ее стороне. И быстренько предложила поставить свое предложение на голосование. Митинг почти единогласно согласился: контрибуции анархистам не давать! Матросы хохотали… Весьма любопытный случай с точки зрения психолога (а может, психиатра!).
Но Потапов, конечно, был прав: шутить с этой толпой было опасно. В городе со страхом ждали ночи. Ну как тут было не вспомнить обожаемого Блока:
Чтобы отвлечь главарей анархистов от страсти к эксцессам, Елизавета увлекла их на прогулку, которая длилась до самого рассвета. Тот самый матрос, который назвал ее сначала бабой, а потом амазонкой (он был в этой банде чем-то вроде политического комиссара), всю ночь убеждал ее, что она самая красивая баба и амазонка на свете. Убеждал, убеждал, убеждал… Видимо, убедил, потому что, по ее собственным воспоминаниям, вернулась она домой сияющая, тем более что ей дали слово никого не убивать.
И слово анархисты сдержали… почти. Двоих — начальника милиции и учителя — они все же увезли с собой и прописали им «для укрепления здоровья» «морские ванны». Больше их, понятное дело, никто и.никогда не видел. Бесследно пропали из Анапы и матросы-анархисты.
Елизавета была потрясена таким вероломством с их стороны, она считала себя ответственной за смерть этих двоих и решила сложить с себя полномочия, оставить неблагодарную работу. К тому же вскоре был убит Потапов, а без него относительное спокойствие, которое царило в Анапе, оказалось под угрозой. В конце апреля 1918 года Елизавета уехала в Москву, где присоединилась к эсерам, которые пытались бороться с большевиками. Полгода ей пришлось находиться на нелегальном положении, рисковать и конспирироваться.