Берег. Следы на песке

– Вас же просили подождать…

Я зажала ладонью рот и нос. К запаху вареной рыбы добавился хвойный аромат одеколона. Его обладатель больше не успел ничего сказать. Струей меня вырвало на его серый, как и все сегодня, пиджак.

– Твою ж мать, – растерянно развел он руками.

Я покрутила пальцем у виска и скрылась в туалете, где дала волю слезам.

Как в таком состоянии идти войной на Спарту? Если Эдвард не выживет, я найду Роберта и убью тут же! Что он сделал со всеми нами? Все его гребаная самостоятельность. Сидел бы свои книжки писал лучше! Отец с его связями разрулил бы все и без него. Носится со своими «братьями», как дурень со ступой! Нашел себе Ниф-Нифа и Нуф-Нуфа, блин.

Я набрала пригоршню холодной воды и умыла лицо.

Эдвард темнит, Саня темнит. Оба не договаривают. Мне как во всех этих интригах разобраться? О том, что Фаррелл-старший меня так легко отпустил, я как-то сразу не задумалась. Выходит, в Англии он следил за каждым моим шагом. Финт с Джимми Уайлдом на побережье высший пилотаж! До сих пор не пойму механики. Суть не в этом. Неужели Эдвард и здесь надеется меня «крышевать»? Почему не связался с Правдиным? Или связался, а я не знаю? Или у него тут вообще своя агентура? Говард! С ним я должна созвониться, когда прилечу в Нальчик. Но что делать сейчас, если Саню примут? Не бросать же его на произвол судьбы.

С Виктором я бы не хотела иметь дел, а вот с его сыном можно попробовать. Я достала телефон и набрала номер Артура. Его я скопировала из записной книжки Эдварда, но так и не решилась позвонить Правдину-младшему в Лондоне. Оттуда мне казалось все более радужным. Абонент не доступен. Полный песец! Играющий мехом на солнце я бы сказала!

Раздался стук в дверь, и в туалет просунулась голова Сани.

– Юль, все нормально! Поехали.

Я смотрела на него как на восставшего из гроба.

– Громов, я убью тебя!

– Хорошо, поехали домой. Там будет сподручнее, – он подошел ко мне, и тыльной стороной ладони вытер мне слезы. – Простая проверка. Я когда уезжал, грешочки кое-какие не закрыл. Не бери в голову. Всё уладилось. Пока, во всяком случае.

– Там человек на улице стоял, когда тебя взяли. Явно по нашу душу.

– Все высмотришь! Это я друга попросил встретить нас. Идем! Не сидеть же в туалете до Страшного суда.

Ливень приутих. Человека, напугавшего меня, я не увидела. Встречал нас типичного вида браток: коренастый, белобрысый, косая сажень в плечах. Его серые глаза пробежались взглядом по моему заплаканному лицу и им же пощупали грудь.

– Толян! – он открыл багажник черного «опеля», и Саня сунул туда наши сумки.

Громов сел вперед, а я забилась на заднее сиденье. Сообщать приятелю, что Эдварду стало хуже я не решилась. Вряд ли он теперь питал нежные чувства к Фарреллу-старшему. В отчаянии я шептала слова молитвы, моля Бога указать мне путь или хотя бы подсказку.

Мимо мелькали вывески на русском языке, напоминая о том, что мы вернулись домой. Время от времени я оглядывалась, но машины за нами ехали разные. Слежки я не заметила. Около одного из магазинов Громов попросил притормозить. Выменяв у друга валюту на рубли, он повернулся ко мне:

– Чего купить поесть?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Тошнит от всего.

– А подумать?

– Громов!

– Понял, думать буду я!

Саня вышел из машины, и Толян тут же повернулся ко мне.

– Как там Англия?

– Думаю, скучает без меня.

Снова взгляд в декольте.

– Толян, ты мог бы разглядывать меня менее откровенно? – я с нетерпением посмотрела на двери магазина.

– Э… Я это… Классный кулон! – Толян отвернулся и включил радио.

На этом светская беседа закончилась.

Громов притащил два пакета. Через квартал Толян въехал во двор сталинского дома. Они с Саней, закрыв меня в машине, вдвоем вошли в подъезд. Через пару минут вернулись.

– Все чисто, – Громов открыл дверь и подал мне руку.

Я попрощалась с Толяном без сожаления. Квартира Сани на втором этаже выделялась дверью с черной обивкой под кожу, номером и массивной ручкой под бронзу. А парень любит пофорсить перед другими. Тяжко же ему пришлось у Фарреллов. Оттого, может, и обострились все комплексы у него.

– Заброшенная холостяцкая берлога, – прошлась я по двухкомнатным хоромам Сани.

На пороге спальни я застыла, увидев свой нарисованный портрет, висевший на стене. Его явно писали с фотографии тех лет, когда мы еще встречались с Громовым.

– Лежала у меня фотка твоя долгое время, – покраснел Саня, – А потом я попросил художника на Арбате её увеличить немного.

– Немного, – улыбнувшись, повторила я, – Здорово. Сваришь кофе? Чтобы в голове просветлело.

– Я тебе яблочное пюре купил. Чего кофе натощак хлестать?

– Протертого с сахаром? Ты серьезно? – я вдруг поняла, что действительно хочу яблочного пюре из баночки. – Громов, сто очков тебе в карму!

– Тогда прошу мыть руки и на кухню, – Саня хотел склониться по раздражающей меня привычке, но, видимо, передумал на полпути.