Берег Стикса

Ларису на заднем сиденье зажали с двух сторон два оживших трупа. Она несколько притерпелась к запаху падали, и сейчас чувствовала себя настолько комфортно, что даже смогла рассматривать своих конвоиров.

Лариса знала, что надо бояться. Что любая женщина на её месте сошла бы с ума от одного только ужаса. Но страха не было. Была злость, надежда, отвращение — появилось некоторое даже любопытство, но не было ни тени страха.

Только курить хотелось.

А мертвяк, сидящий справа от неё, курил, козлина, и выпускал дым в приоткрытое окошко. Он был коротко стрижен, почти брит, одет в дешёвую кожу, а на виске, повёрнутом к Ларисе, была отчётливо видна дыра размером с пятак, заросшая синеватой плотью. Этот тип ей в клубе не встречался. И Лариса мучилась страшной дилеммой: насколько её унизит просьба закурить, с которой она обратится к неспокойному трупу.

В конце концов, соблазн победил. Слаб человек, подумала Лариса. Наркоманы мы с тобой, Ворон. Где-то ты сейчас, Ворон? Слышишь ли? Чувствуешь ли, куда дура-баба снова вляпалась?

Лариса вздохнула и сказала мертвяку с дырой:

— Дай закурить.

Он обернулся к ней, осклабился — ухмылка была бессмысленная, но Лариса видала и поотвратительнее. Вытащил из кармана синюю пачку «Союз-Апполон» — дурных сигарет, но всё сойдёт при бедности нашей. Выщелкнул одну, стукнув пальцем по донышку, и протянул Ларисе, не прикасаясь руками. Поднёс зажигалку.

— Спасибо, — усмехнулась Лариса. — Гламурно.

— А чё я? — труп оскалился ещё шире, что дало Ларисе возможность оценить его зубы, ровные, но жёлтые, с двумя довольно-таки тупыми клыками в верхней челюсти. — Ты, типа, мне ниче плохого не сделала. И пахнет от тебя вкусно, — и хохотнул.

Лариса решила, что обижаться не стоит — во-первых, что возьмёшь с «шестёрки», а во-вторых, может, это своего рода попытка комплимента.

— Тебе голову прострелили, да? — спросила она светски, с удовольствием затягиваясь. — Ты от этого умер?

— Да там, типа, разборка была, — сказал труп самодовольно. На запах из его рта, кошмарный букет гнили и мятной жвачки, Лариса пыталась не обращать внимания, к тому же благословенный сигаретный дым отчасти его заглушал. — Он мне в живот, типа, выстрелил, прикинь? А потом в башку добил. Падла, да?

— Падла, — согласилась Лариса. Ей было смешно.

— Заткнись уже, Тухлый, — негромко сказал мертвец слева. Он был упакован куда лучше: под плащом виднелся воротник рубашки и галстук. Лариса не могла разобрать, от чего он умер — видимые части его тела не несли следов насильственной смерти. На землистой физиономии трупа даже виднелась некоторая тень интеллекта, но он был, почему-то, гораздо отвратительнее Ларисе, чем дурной мертвяк с дырой в башке. И дело было не в сигарете.

Но, к сожалению, Тухлый послушался и заткнулся. Вероятно, труп при галстуке был старше по званию. За хамское вмешательство в светскую беседу Лариса выплюнула хабарик ему на плащ. А что ты мне сделаешь?

Мертвец поднял бычок и хотел что-то сказать, но тут машина остановилась.

— Приехали, — обернулся назад труп водителя. Ларису вытащили из машины. Над ней, в чёрном небе, горел синий контур Паромщика и гребень волны Стикса. А я сегодня выходная, подумала она и усмехнулась.

Не каждому везёт немного поработать… в аду?

Антон всё-таки сорвался проверить, как там Лариса, минут через десять после того, как она вошла в эту кошмарную подворотню.

— Антоша, тебе не надо туда ходить, — попыталась воспротивиться Римма, но даже ненаблюдательный Антон уловил в её голосе нотки не только неуверенности, но и паники.

— Нет, я схожу. Она уже давно там. И ничего не слышно.

Римма покачала головой. Антон вдруг понял, что она не столько боится за Ларису или за него самого, сколько — остаться одной в машине, здесь, посреди тёмной пустынной улицы. Антон её пожалел.

— Я сейчас, Римма Борисовна, — сказал он самым бодрым тоном, на который был способен. — Слетаю, позову её — и тут же обратно.

Римма кивнула. Её щёки побелели сквозь румяна.

Антон пошёл в темноту, чувствуя, как подкашиваются ноги, страстно жалея, что при нём нет фонарика. А лучше — прожектора. Темень тут была — глаз выколи. Какой-то маленький зверь — котёнок или крыса, шмыгнув из-под самых ног, чуть не остановил Антону сердце.

А самое худшее было — что этот мрак вокруг был просто набит тёмными астральными сущностями. Антон не чувствовал их, не видел аур, не прозревал тонкий мир, как Римма, но даже он чувствовал зло, которое выжимало из пор холодный пот и стискивало мышцы судорожными спазмами.

С чего это Римме так нервничать, если всё чисто? Нет, нечисто, очень нечисто.

Двор был тёмен, как могила, только лунный свет, призрачный и неверный, освещал его, не ярче, чем одинокая свеча освещает огромный зал. Антон пробирался ощупью, волоча ноги, слыша, как в ушах грохочет собственное сердце, шаря глазами во мраке в поисках высокой тонкой Ларисиной фигуры, но вдруг увидел…

Антон замер на месте.

Лариса лежала ничком на мокром асфальте. Бледный лунный отблеск едва обрисовывал её беспомощно размётанное тело, руку, отброшенную в сторону, вцепившуюся пальцами в грязную наледь.