Берег Стикса

Несколько месяцев она, когда ее астральный наставник напоминал ей, ставила заслоны на пути тварей из ада. После обряда Римма звонила Антону, который был, похоже, Ларисиным приятелем, и просила его при первой возможности справиться о самочувствии его знакомой. Антон сообщал утешительные новости. С Ларисой все было хорошо. До самого последнего дня.

Наставник пришел к Римме во сне. Была полнолунная ночь.

– Я снова хочу говорить о девушке по имени Лариса, – сказал он из белого свечения.

– Что-то случилось? – спросила Римма встревожено, потому что уже обо всем догадалась.

– Демон сломал щит, – молвил наставник. – Он может вот-вот завладеть ее душой. Ты должна принять меры.

– Я должна, – прошептала Римма истово.

– Зло должно быть уничтожено, – голос наставника раздался в ее голове колокольным звоном.

– Зло будет уничтожено, – прошептала Римма, как клятву.

Проснулась она совершенно умиротворенной. Она знала, что делать.

Ларису разбудило солнце, бьющее прямо в лицо.

Она несколько минут лежала в постели, не открывая глаз, нежась, наблюдая за плавающими под опущенными веками цветными пятнами и рассыпающимися искрами, потом потянулась и села.

С постели в окно было видно только небо, такое ослепительно голубое, такое хрустально ясное, какое бывает только на излете зимы, когда весна еще не идет, а лишь предчувствуется. Лучшая зима – это март, подумала Лариса. Еще свежо, но уже светло.

Она с удовольствием поднялась с кровати. Во всем ее теле была звенящая легкость, легки и прозрачны были и мысли, даже вечные оппоненты внутри Ларисиной души временно примирились и наслаждались безмятежным покоем. Лариса нежно взглянула на кресло, развернутое к кровати. Ты развернул его? Или я? Не вспомнить…

Что это было? Если сон – то чудесный, замечательный сон. Если это и вправду приходил твой дух, наяву – у-у, это еще лучше, чем любой сон. Что бы это ни значило – что ты скучаешь по мне, что зовешь к себе, что пытаешься сквозь несокрушимый барьер смерти докричаться и сообщить, что все еще любишь меня – все равно, все равно прекрасно.

Все, что связано с тобой – все, все прекрасно!

Лариса напевала, готовя завтрак. Боль, тоска, тяжелая память – все ушло из души. Надо было воспользоваться мгновением блаженнейшего отдыха.

Лариса пила кофе, когда зазвонил телефон.

Лариса сняла трубку и услышала голос Антона. Ох уж эти школьные товарищи…

– Алло, Лар, привет, как ты?

– Лучше всех, – промурлыкала Лариса. – Чудесно и замечательно, замечательно и чудесно. А ты?

– Лар, ты очень занята?

– О, очень. Я предаюсь грезам и мечтам. А что?

– Лар… – Антон замялся. – Можно напроситься кофейку попить? А? Или нет?

О, мой застенчивый герой. С тех пор, как – лет уже пять или шесть назад – Лариса выяснила с ним отношения, едва избежав рукоприкладства, Антон не пытался напрашиваться на кофеек сам. Что это с ним?

– Ты извини… надо поговорить…

– Конечно, – а почему это мне отказываться? Мне тоже хочется поговорить. О Вороне. А ты уж точно не сочтешь, что я сошла с ума. Ты же веришь в потустороннюю ахинею. – Только приходи пораньше. Прямо сейчас приходи. Я вечером работаю.

– Хорошо, пока, – сказал Антон ожившим голосом и повесил трубку.

Лариса подмигнула собственному отражению в зеркале. Ей было весело.

Антон зашел минут через двадцать – примерно столько времени и требовалось, чтобы дойти от дома Антона до дома Ларисы. Школа, где в свое время они оба учились, находилась примерно посередине.

Лариса открыла дверь. Усмехнулась, посторонилась, пропуская Антона в квартиру.

До чего же он все-таки был забавен! Тошечка-астролог. Вероятно, его ухоженные волнистые волосы и аккуратная бородка вместе с приподнятыми бровями и правильными, даже слишком правильными чертами подчеркнуто одухотворенного лица и напоминали кому-то с извращенной фантазией Христа в молодости, но Ларисе, далекой от подобного богохульства, Антон напоминал печального спаниеля. Под длинным светлым пальто Антон носил какую-то хламиду золотисто-коричневого цвета, из-под которой торчали бархатные брюки. Китайские деревянные четки болтались на его костлявом запястье, а от одежды сильно пахло сандалом.

Прелесть, что за мальчик, думала Лариса, глядя, как Антон снимает надраенные ботинки и ищет глазами отсутствующие тапочки. А вот и пойдешь по моему пыльному полу в своих чистых носках. Потому что постесняешься спросить. А я тебя не понимаю. Вот такушки.

И он действительно пошел в носках. Уселся на табуретку и поджал ноги, явно думая, что Лариса этого не замечает. Лариса насыпала свежемолотого кофе в турку.

– Ты очень хорошо выглядишь, – мрачно сказал Антон, глядя на старый плакат, прикрепленный булавками к обоям: с него юный Ворон в шипастой и кожаной рокерской сбруе улыбался, обнимая гитару. На шее – стальной скарабей на широкой цепочке. Его команда звалась «Жук в муравейнике».

– Ты мне или Ворону? – спросила Лариса, дожидаясь, пока кофе дойдет.

– Конечно, тебе. Знаешь, я жутко рад, что ты выбираешься из депрессии. И что снова улыбаешься. Это очень хорошо, потому что при существующем положении вещей силы тебе понадобятся.