Берег Стикса

Лариса прижалась раскрытым ртом к его коже. Кровь была обжигающе-холодной или наоборот, леденяще-горячей, несколько секунд она била струей – и Лариса, сделав несколько быстрых глотков этого жидкого огня, ощутила, каким невесомым и каким сильным становится ее тело. Лариса целовала рану и чувствовала, как растерзанная плоть закрывается под ее губами. Когда кожа на запястье Ворона стала гладкой, Лариса дернула плечами, чтобы порвать липкую ленту, но лента рассыпалась прахом. Ворон взял ее левую руку, поднес к губам и посмотрел вопросительно.

– Ну что ты замер! – нетерпеливо прошептала Лариса, облизывая губы. – Тебе надо прокусить, чтобы крови выпить – так давай!

И подумала, что, кто бы ни был «байкер» или «белобрысый шотландец», который целовал ей руку в этом самом месте, Ворон – круче. Укус был нежнее поцелуя. Прикосновение клыков показалось Ларисе электрическим разрядом, прошедшим ее насквозь по перетянутым проводам нервов. Грозовая стихийная сила наполнила ее и перелилась – Лариса вдруг поняла, что Ворон плачет. Она подняла голову, встретилась с ним взглядом. Его глаза были сухи, только на щеке осталась полоска запекшейся крови. Но внутри… душа… Лариса в благоговейном ужасе поняла, что сквозь ее разум текут его мысли.

«Я просто тварь мелкая… Ты детей хотела, Ларка… а теперь детей не будет».

«Что было – то было. Ворон, драгоценный, неужели ты не понимаешь, что сейчас прошлое уже не важно? »

«Я действительно продал тебя за героин. Я ни черта не стою. Ты теперь – Княжна Вечности, а я – тень…»

«Ты действительно меня не продавал. И ты меня спас. И я – Княгиня Вечности, а не Княжна. Потому что ты, наверное, будешь моим Князем. И не бей себя ушами по щекам – тебе не к лицу».

И их губы, руки, души соединились совсем, в потоке чистой энергии, искрящемся, холодном, свежем, как водопад, когда Лариса вдруг поняла, что вокруг уже мокрая весенняя улица, темное рваное небо с огромной луной, облизанной с краю, как мороженое, ветер, ветер, ветер…

И ветер благоухал жизнью, спящей жизнью вечного города.

Антон стоял на коленях около дивана.

Над диваном горело маленькое бра, освещавшее бледное Ларисино лицо. Лариса лежала совершенно неподвижно, и Антон делал страшные усилия, пытаясь уловить, поднимается ли ее грудь от дыхания.

Ее руку, худую и холодную, он сжал между ладонями, но она никак не согревалась. Пульс Ларисы под пальцами Антона то терялся, то снова возникал, как иссякающий родничок в густых зарослях. В великолепной комнате Риммы было душно, пахло сандалом, пачулями, лотосом, а Антону мерещился запах ладана от Ларисиных волос.

Антон смотрел в ее осунувшееся лицо и думал, что сделал какую-то громадную непоправимую ошибку.

В кресле поодаль сидел Жорочка. Он разговаривал с Антоном. Он начал разговаривать сразу, как только его мать и Антон внесли Ларису в комнату и положили на этот диван, сделав только одну паузу – когда запирал дверь за Риммой. Римма пошла встречать «скорую помощь».

Жорочка, вероятно, имел в виду утешение Антона. Но его слова, в которых Антону, стоящему на коленях к нему спиной, слышалась обычная улыбочка, почему-то производили совершенно обратное впечатление. Врезать бы ему, думал Антон, мирное существо. Ну что он бубнит? Просветленная… мразь.

Отчего ж это он меня сегодня так бесит? Просто убил бы…

– …нет ничего страшного, – говорил Жорочка, улыбаясь. – Знаешь, ведь, в сущности, тело все равно дается только на время, а потом высшие силы все равно должны забрать душу. Жалеть об этом нельзя. Ты думаешь, ей плохо, а ей хорошо. Она теперь уже на дороге в высшие сферы тонкого мира, понимаешь? Мамочка говорила, что ее должны встретить астральные проводники, несмотря на то, что она была очень грешной при жизни. Считается, что такие попадают в ад, но на самом деле ада и рая нет, есть только девять сфер, и на каждой из них…

– Заткнись, а? – попросил Антон, не поворачиваясь. – Она же не умерла еще, сейчас скорая приедет. Что ты каркаешь?

– Она, наверное, умрет, – сказал Жорочка, и улыбка в его голосе была еще явственнее. – И на самом деле это хорошо. Понимаешь, в астральных пространствах она сможет потихоньку достичь просветления, которого ей было не дано на земле…

Антон оглянулся. Жорочка смотрел на Ларису и улыбался. Глаза у него замаслились, а губы были мокрые. И капелька слюны блестела на подбородке.

– Теперь все будет правильно, – сказал Жорочка удовлетворенно. – Мамочка говорила, что Лариса очень сильно нарушала законы мироздания. Теперь ей все объяснят те самые сущности, которых она считала несуществующими, и ей придется поверить…

Антон смотрел на него и чувствовал тихий безотчетный ужас. «Заткнись, пожалуйста, заткнись», – хотел взмолиться он, но тут тело Ларисы содрогнулось так, что дернулась рука у Антона в ладонях.

И Антон увидел, как Лариса судорожно вздохнула и прошептала: «Бери же, бери…» Ее глаза широко раскрылись и остановились, уголки губ дрогнули и замерли в незавершенной улыбке. И все.