Берег тысячи зеркал (СИ)

Сев на диван, Женя достает из кармана пачку сигарет. Он нервничает, его руки трясутся. Я все так же неподвижно слежу за его действиями. Стою напротив, ожидая, что хотя бы он скажет правду. Конечно, понимаю, что посвящать в такие тонкости обычного ассистента, возможно, и не обязательно. Однако же, знай я, с чем связаны исследования Вадима Геннадьевича, ни за чтобы не решилась бегать за Полем, как супергерой, в поисках справедливости. Тогда бы я понимала, насколько это глупо и опасно.

Женя закуривает сигарету, и щурится от дыма, попавшего в глаза. Он продолжает делать нервные тяги, пока я не кладу на столик у дивана пепельницу, и не открываю окно. Шторы так и остались занавешены, а потому удается поднять только край.

— Почему ты молчишь? Ты ведь видела его. Знаю, что видела, и следила, — слышу нервный вопрос, а сама смотрю на окна гостиницы напротив.

Внизу проезжают машины, а несколько прохожих раскрывают пестрые зонтики. Опять дождь.

— Меня вчера едва не застрелили британцы, Женя, — произношу сипло, а обхватив рукой горло, вспоминаю цепкое прикосновение холодных пальцев Сана.

Женька молчит, я не поворачиваюсь. Он знает, что произошло, потому и не примчался вчера. Очевидно, и его, и Вадима Геннадьевича предупредили, что со мной все в порядке. Наверное, это сделал тот мужчина, звонивший Сану. Хотелось бы выбросить его из головы, но если я так и не смогла уснуть, — увы, поздно.

Я продолжаю чувствовать зуд на губах, мужское дыхание, вкус, и даже каждый хрипловатый вдох слышу, как на повторе. Дрожь жалит, распаляет кожу, а она пульсирует, как нарыв. Возвращает его прикосновения. Сан, как дурман, снова путает мысли. Закрыв глаза, неосознанно обнимаю себя, обхватываю, вонзая ногти в ткань блузки, в кожу, чтобы причинить боль. Нельзя больше его видеть. Нельзя. Возвращаясь в реальность, открываю глаза, а Женя, наконец, решается продолжить разговор.

— Ты видела, что на накопителе? — его голос не звучит тепло и дружественно. Значит, он намеренно скрыл, куда нас хочет отправить Вадим Геннадьевич. — Видела, или нет? Он ведь у тебя?

— Нет, — тихо отвечаю. — Он у Кан Чжи Сана. Если помнишь, он начальник охраны Ким Дже Сопа.

— Значит, я был прав.

Расслышав ухмылку в голосе друга, поворачиваюсь, чтобы взглянуть ему в глаза, и спросить:

— Когда ты собирался сказать, что Коготь Дьявола стоит на нефти? Поль в прошлый раз не просто так исследования позаимствовал. Я ведь права?

— Ты сама видела расчеты. Не маленькая девочка, и должна была понять, — сухо парирует Женя.

Отвечая, он тушит сигарету, а подняв взгляд, спокойно продолжает:

— Рано, или поздно, ты бы догадалась сама. Значит, я все-таки был прав, когда предположил, что среди охраны Дже Сопа есть спецы. Иначе не объяснить, почему жандармы и криминальная полиция не вызвали и тебя на допрос. Выходит, это их работа. Но зря ты отдала им накопитель. Отцу это не понравится.

— Мне тоже не нравится, что я едва не погибла из-за него, — уверена в своей правоте, язвительно отвечаю.

Все перевернулось с ног на голову. Стало непонятным, непредсказуемым. Стало странно похоже на то время, когда ты не знаешь, что ждет впереди. Такое время я однажды полюбила всей душой. Моменты трепета и предвкушения начала новой жизни. Начала пути с человеком, полюбившим меня так же сильно, как и я его.

Боль не уходит никогда. Я узнала эту истину, как только потеряла мужа. Хуже всего, что последний раз я запомнила лишь его голос, полный горечи, и слова, ставшие навсегда отпечатком собственной вины: "Я брошу небо, Вера. Брошу, потому что этого хочешь ты. Но ты и не понимаешь, между чем заставила меня выбрать…

В тот день он разбился. Упал со своего обожаемого неба, а оно его безжалостно изуродовало. Лишило всего и меня, и его. Уничтожило нас, заставило ненавидеть лютой ненавистью высь над головой. Больше я не смотрела вверх, не поднимала головы, и не хотела видеть проклятый небосвод. Любое упоминание о небесной милости, приносило злость и раздражение. Не могла слышать ложь о том, что все ниспосланное свыше — благодать, в испытаниях которой, я обрету счастье. Какое счастье я обрела, когда потеряно все?

Наверное, то, которое не успев переступить порог кабинета этим же утром, вижу на рабочем столе. Женька входит следом, и застывает. Он с немым вопросом на лице, цепко осматривает букет гибискуса, и хмурится. Первым подходит к столу, а повернувшись ко мне, приподнимает бровь, сжав между пальцев крохотную открытку.

— Ни один француз не подарит женщине китайские розы. Хотя китайские ли, — еще поспорить нужно. Ты только при нем не называй их так. Нанесешь оскорбление, если он коренной хангук. Это их национальное достояние, — Женька снова осматривает цветы, а мне бы хоть шаг сделать. Ноги приросли к полу, как вколоченные. Не сдвинусь с места, а горло вяжет от горечи и слез. — Прочтешь? — продолжает друг, возвращая открытку на место.