Берег тысячи зеркал (СИ)

Иначе Вера не доверится, не расскажет о своей семье, а я не смогу ее понять. И тогда нас не спасет даже самый неистовый секс. Он не способен удержать людей рядом, если они не доверяют и не понимают друг друга. Хочу ли я, чтобы она осталась со мной? Хотел и раньше. Корил себя, терзал мыслями о ее муже, но алчно желал ее. До сих пор это чувство не стало меньше, а наоборот усилилось.

Это будет сложно. А вдвойне сложнее потому, что я не смогу бросить небо.

Все слишком запуталось. И становится только хуже, ведь как только я открываю перед Верой калитку дома, вижу испуганный взгляд дочери. Ханна не добегая до середины двора, останавливается. Моя девочка молчит и смотрит, а я умоляю небеса, чтобы своим поступком не причинил ей боль. Ведь тогда… Тогда будущего не будет совсем. Если Ханна не примет Веру, я останусь один. Другие женщины мне не нужны.

* * *

Я совершаю ужасную ошибку. Знаю и понимаю, что нужно было отказать, сесть в такси и уехать вообще без объяснений. Какая, к черту разница, что обо мне скажут? За эти два месяца, пришла к выводу, что людей забавляет чужое горе и ошибки. Оценивая их и осуждая, они самоутверждаются, получают возможность сказать: "Я бы так не сделал, или не сделала. Я лучше, чем все вокруг". Ужасная правда состоит в том, что ошибки совершают все, но не все готовы их признать, принять себя и свои желания.

Мои решения более не продиктованы страхом осуждения. Алексей освободил меня и от этого. Потому поступок Сана злит. Я не понимаю, как можно бросаться такими вещами, как брак, чтобы спасти репутацию женщины, которая улетит через несколько дней домой? В другую страну. Улетит, и все ее забудут. Зачем?

Ответ приходит во взгляде его дочери. Как только я вхожу во двор его дома, натыкаюсь на огромные почти черные глаза маленькой девочки. Их взгляд одинаков. Ханна пробегает несколько шагов, и замирает. Ее густые каштановые волосы блестят на солнце, а глаза, такие же, как у Сана, смотрят с недоверием и страхом.

Я первая. Эта мысль пугает. Смотря на Ханну, понимаю, что Сан ни разу не приводил в дом посторонних женщин. Девочка испугана, она не знает, как себя вести, боится сделать шаг к собственному отцу. Ужасная картина, заставившая и меня ощущать страх и неловкость. Я в чужой стране, черт знает, на каком краю мира, в окружении совершенно чужих людей, вторглась на их территорию, как вор.

А именно так на меня смотрит этот ребенок, эта маленькая девочка, которая ждала увидеть отца. Ждала, а взамен и подойти к нему боится.

Я немедленно делаю шаг в сторону, но вдруг натыкаюсь на крепкую руку. Положив ладонь на мою талию и надавив, Сан останавливает от попытки сбежать за его спину.

— Ханна, — он обращается к дочери, а присев, объясняется с ней на корейском.

Малышка слушает его внимательно, то и дело, бросая испуганный взгляд по сторонам. Неловкость возрастает, когда рядом встает майор Пак.

Он складывает руки на груди, а подмигнув девочке, тихо шепчет:

— Я виноват в этом. Не нужно было просить вашей помощи. Все зашло слишком далеко.

— Значит, я должна вас благодарить за то, что не предупредили о некоторых нюансах дела? — зло и холодно шепчу в ответ, а встретив взгляд мужчины, замечаю в нем недоверие. — Ваше отношение ко мне изменилось? Я в чем-то провинилась?

— Прошу прощения, агашши. Но у меня вовсе не было никакого отношения к вам. Я пытался спасти друга, но совершил ошибку.

— Поздравляю, майор Пак, — тихо продолжаю, смотря ему в глаза. Удивительно, но они ни на йоту не похожи на взгляд Сана, хотя так же черны. — Мы совершили ее оба. Мне нужно уехать немедленно.

— Он вас не отпустит. В любом случае, не сейчас, агашши. Просто смиритесь. Вам действительно нужно переждать. И лучше здесь, чем взаперти в гостинице.

Я замираю от такого наглого заявления, а майор переводит взгляд на двор. Как только на нем появляется женщина лет шестидесяти, а может и старше, он почти выкрикивает с каким-то непонятным заискиванием:

— Айгу. Имо. Айгу.

Это особенности речи такие? Он говорит так, словно умоляет ее о милости.

Мужчина с улыбкой кланяется, а следом направляется к женщине. К той самой матери его умершей жены. Господи, что я здесь делаю? Хочется сбежать немедленно, но как только решаюсь обратиться к Сану с просьбой прекратить этот фарс, он поднимается. Ханна неуверенно делает шаг ко мне, а я испуганно вскидываю взгляд на Сана. Малышка подходит ближе, пристально рассматривает, а спустя секунду неуверенно улыбается, чем вводит в ступор.

Мир меняет краски, как только я замечаю эту улыбку. Именно такую же, как на лице Сана, когда он смотрит на дочь. Они будто зеркальные отражения друг друга. Как завороженная, медленно отвечаю тем же, а встретив взгляд Сана, не узнаю его совершенно. Передо мной теплый, искрящийся бликами игры света взор абсолютной тьмы. Он согревает, он ласкает и гладит, как нежное прикосновение.