Берег тысячи звезд

Этель не знала, что Амиран припрятал во внутреннем кармане сюртука крошечный прибор - новую разработку сузианских ученых, соединение науки и артефакторики. Когда Алиту и Хашивана поволокли на прогулочную палубу, принц воспользовался суматохой и смог его активировать. Прибор работал по принципу цепи: если его направляли на человека, артефакт проводил анализ и уничтожал всех, кто был с этим человеком связан. Площадь, конечно, была небольшой, всего десять метров, но этого хватило, чтобы все нападавшие вспыхнули огненными факелами. Из бандитов уцелели только двое, державшие на прицеле пилотов дирижабля. Сейчас их допрашивала полиция.

- Я видела вспышку разрыв-камня, - сказала Этель. - Есть вероятность, что они живы.

Ахонсо понимающе покачал головой. Потянулся к маленькой пилюльнице.

- Этель, если вы действительно любите этого балбеса, то я счастлив назвать вас своей невесткой, - сказал он, задумчиво рассматривая горсть разноцветных таблеток. - И предлагаю организовать нормальную свадьбу, а не как у собак под кустом.

Этель почувствовала, как горят уши. Интересно, что сделают ее родители, когда узнают, что блудная дочь выходит замуж за принца? Быстро ли прибегут с таким видом, словно их ссоры никогда и не было? Быстро ли поспешат выдать нужду за добродетель и станут рассказывать, что Этель умная девочка, специально поехала в Амрут, чтобы порисоваться перед принцем?

- Простите меня, государь, - промолвила она, - но я уже жена Амирана. И никакое пышное венчание не сделает меня большей женой, чем я уже есть. Вы признали наш брак, закон тоже. А остальное уже от лукавого.

В прищуренных глазах Ахонсо мелькнули лукавые искорки. Возможно, Этель показалось, но она вдруг подумала, что государь очень доволен ее словами.

- Я не ошибся, дорогая, - уважительно произнес Ахонсо. - Вы действительно умница. Поэтому…

Он не договорил - не успел. Библиотеку залило мертвенным сиреневым светом и настолько резкой вонью, что глаза слезились. Этель зажмурилась, зажала ладонью рот и нос, понимая, что еще немного, и ее вырвет прямо на роскошный восточный ковер на полу. Впрочем, свет быстро угас, и в самом центре библиотеки возникла женская фигурка в знакомой одежде для путешествий.

Алита, живая и здоровая, удивленно озиралась по сторонам, пытаясь понять, куда же она попала. Наконец, она увидела государя и сдавленно ахнула: теперь ее инкогнито рухнуло окончательно, и она стоит лицом к лицу с одним из самых важных людей из ее прошлого. Ахонсо смотрел так, словно Алита была его маленькой нашкодившей внучкой.

- Ну вот, дорогая Алита, - произнес он. - Вот мы и встретились. Ты не представляешь, как я счастлив.

Глава 11. То, что позволено королю

Лефевр неторопливо брел по одной из центральных московских улиц, чье название скользнуло в памяти и не отложилось в ней - брел и думал, что в такой прогулке без сопровождающих есть совершенно определенное очарование и какая-то беззаботная легкость.

Он был королем, а у короля была свита. Вадим в последнее время таскался за ним чуть ли не в уборную: то ли пытался заслужить расположение, то ли боялся, что Лефевр отнимет у него ту смрадную иллюзию, которую Вадим считал жизнью. Все прочие холуи покойного Знаменского тоже были тут как тут, и иногда Лефевр испытывал искреннее и пылкое желание испепелить их всех к чертям собачьим, чтобы с ним осталась только Хельга - единственный человек, которому можно было безоговорочно доверять.

Город искрился и сверкал, переливаясь пригоршнями разноцветных огней. Город был сказочными чертогами мифических государей - набитый бесценными сокровищами, он зачаровывал и притягивал взгляд то к сияющим витринам, то к летящей неоновой тройке с лихим кучером, то к окутанным искрящейся паутинкой деревьям, то к яблокам новогодних шаров над входами в магазины.

Перед витриной одного из таких магазинов Лефевр и остановился: за прозрачным стеклом была елка, ее пышные искусственные ветви были унизаны золотым кружевом изящных игрушек - звезды, шарики, шишки, ангелы… Они были праздничными, но не аляповато-пошлыми. Почти такими же, какие отец однажды принес для юной Бригитты.

Тогда она плакала несколько дней подряд - родители ее лучшей подруги Ютты запретили той общаться с уродкой, и Бригитта, которая всегда очень горячо и болезненно переживала собственную некрасивость, заперлась в комнате, и ни мама, ни брат не могли ее утешить. А отец смог. Он купил на рынке небольшую пушистую сосенку, принес домой и украсил игрушками, сделанными под заказ у государевых мастеров.

Бригитта не хотела идти смотреть на сосенку, и тогда Лефевр сгреб сестру в охапку и вынес в гостиную - а там Бригитта замерла, глядя на маленькие огни свечек и сияние позолоченного стекла, и по ее щекам по-прежнему струились слезы. Но теперь она плакала от счастья.

Интересно, впишутся ли в картину мира Хельги такие елочные игрушки? Или же она скажет, что это слишком пошло и буржуазно?