Берег утопии

ГЕРЦЕН. Какой?

БЛАН. Он принес себя в жертву своему делу, как положено мужчине.

ГЕ Р ц Е н. Почему так положено?

БЛАН. Потому что это наш человеческий долг - приносить себя в жертву ради благополучия общества.

ГЕРЦЕН. Мне неясно, каким образом общество достигнет благополучия, если все только и делают, что приносят себя в жертву и никто не получает удовольствия от жизни. Ворцель прожил в изгнании двадцать шесть лет. Он отказался от жены, от детей, от своих поместий, от своей страны. Кто от этого выиграл?

БЛАН. Будущее.

ГЕ р ц Е н. Ах да, будущее.

Они пожимают руки.

БЛАН. Надеюсь, мы увидимся до следующих похорон. Особенно если эти похороны будут ваши.

БЛАН уходит. Входит НАТАЛИ.

ГЕРЦЕН. Натали… как ты?.. Разве Ник не с тобой?

Натали качает головой. (Пауза.) Я вечно попадаю не на те похороны. Колю так и не нашли. Спасли девушку - служанку моей матери. Почему-то у нее в кармане оказалась одна Колина перчатка. Вот и все, что у нас осталось. Перчатка.

Действие второе

Май 1859 г.

Сад в доме Герцена. Зайти в сад можно как "с улицы", так и из дома. ГЕРЦЕН (47 лет) сидит в удобном дачном кресле. Рядом на траве полулежит Саша, теперь уже молодой человек (20 лет) с номером герценовского журнала "Колокол". "Взрослая" TATA, которой почти 15, бежит через сад и перекрикивается с НЯНЕЙ. У той под присмотром девятилетняя ОЛЬГА и коляска, в которой спит младенец (ЛИЗА); Няня идет за Татой. Данная сцена напоминает сон Герцена в начале пьесы.

ГЕРЦЕН (Саше). Мы теперь переправляем в Москву пять тысяч экземпляров! Миссис Блэйни. Тата! Тата!

TATA. ВОТ хочу и буду! Вы не моя няня!

Миссис Блэйни. Посмотрим, что скажет на это мадам Огарева!

ГЕРЦЕН (продолжая говорить Саше). Саша, ты слушаешь? "Колокол" читают десятки тысяч учителей, чиновников.

ТАТА забегает в дом, который может быть виден или нет, и оттуда немедленно доносится ее спор с Натали.

ОЛЬГА (между тем). Я не хочу чаю!

Миссис Блэйни. Только ты не начинай дурить…

ГЕРЦЕН (Саше). Мы с Огаревым были первыми социалистами в России, еще до того, как сами узнали, что такое социализм.

ОГАРЕВ, возвращающийся с прогулки, заходит в сад. В его облике есть что-то неблагополучное.

ОЛЬГА (начинает плакать.) Меня нельзя заставлять…

ГЕ Р ц Е н. Мы читали все, что могли достать. Мы много позаимствовали у Руссо, Сен-Симона, Фурье…

ТАТА с гневом выбегает из дома.

TATA. Я покончу с собой!

ОГАРЕВ. (Тате). Что случилось?

ГЕРЦЕН…Леру, Кабе…

TATA. Она считает меня ребенком.

Миссис Б л эй ни. Не груби!

TATA. He вы - она!

ОГАРЕВ. Тата, Тата… Дай я вытру тебе лицо…

TATA. И вы тоже!

Миссис Блэйни. Ты разбудишь Лизу.

ГЕРЦЕН. Позже мы взялись за Прудона, за Блана… •1 ТАТА, не задерживаясь, убегает. Младенец начинает плакать. Огарев наклоняется над коляской и успокоительно гукает. Сердитая НАТАЛИ выходит из дома.

Миссис Блэйни (в коляску). Вот смотри, папочка пришел.

НАТАЛИ. Свекла! Вы видели?

ГЕРЦЕН (Саше). У Прудона мы взяли уничтожение власти…

HAT АЛИ (Миссис Блэйни). А с ней что такое?

Миссис Блэйни. Говорит, что не будет пить чай.

ОЛЬГА (сердито). Я сказала, что не стану пить эту жирную гадость!

ГЕ Р ц Е н (Ольге). Иди, поцелуй меня.

НАТАЛИ. Не дам я тебе никакого жира. Перестань плакать, а то я тебе клизму поставлю.

ГЕ Р ц Е н. У Руссо - благородство человека в его первооснове…

Огарев здоровается с Натали, которая порывисто его обнимает и начинает рыдать. (Саше.) У Фурье - гармоничное общество, уничтожение конкуренции…

Миссис Блэйни увозит коляску в дом. Натали прерывает объятие и следует за миссис Блэйни.

НАТАЛИ (Ольге). Пойдем, ты устала, вот и все! Пораньше ляжешь спать!

ОЛЬГА. Я не устала! Не устала! (Непокорно отступает в сад и исчезает из виду.) ГЕРЦЕН (между тем). У Блана - центральную роль рабочих…

ОГАРЕВ. Перестань морочить голову бедному мальчику; он будет врачом.

ГЕРЦЕН. У Сен-Симона…

ОГАРЕВ (ностальгически). Ах, Сен-Симон. Оправдание плоти.

САША. Это как?

ОГАРЕВ. Нам всем возвращают наши тела, которых нас лишило христианское чувство вины. Да, это было отлично придумано, сен-симоновская утопия… устройством общества занимаются ученые, и сколько угодно этого самого, ну сам знаешь чего.

ГЕРЦЕН. Прости меня, но там было развитие всей человеческой природы, нравственной, моральной, интеллектуальной, художественной, а не только нашей чувственности… в отношении которой некоторым из нас не требовалось особого поощрения.

ОГАРЕВ. Да, но без стыда, без исповедей и клятв никогда больше этого не делать.

ГЕ Р Ц Е Н. Я имел в виду тебя.

О г А р Е в. Я тоже имел в виду себя.

ГЕРЦЕН. Будь другом, принеси мне бокал красного вина.

ОГАРЕВ. Когда доходило до любви, я был вполне исправимым романтиком. И рюмку водки.

Саша смотрит на Герцена, который пожимает плечами; Саша уходит.

ГЕРЦЕН. ЭТО не я. Это Натали. Она винит себя за тебя и притом не считает нужным это скрывать.

ОГАРЕВ. Послушай, Саша, не спрашивай ты все время у Натали, сердится она или нет. Если у нее недовольное выражение, не обращай внимания, тогда, может быть, дело пойдет лучше.

ГЕРЦЕН (задумчиво). Да. Хорошо.