Берег Утопии

Александр (сердито). Свою жизнь ты растрачивал попусту, вытягивая деньги из друзей и посторонних, да так, что твое имя теперь стало символом обманутого доверия и просроченных счетов. Своих сестер ты отвратил от света отеческой любви и забил им голову либеральной софистикой, которая рядится в идеализм. Своей привычкой совать нос в чужие дела ты разбил им жизнь, как ребенок разбивает яйцо, лишь бы досадить своей няньке. Любовь уже давно была бы замужем за благородным человеком, который любил ее. Вместо этого она обручена по переписке с инвалидом, который, очевидно, не может попить нашей воды даже ради возможности видеть свою будущую жену. Татьяну ты защищал от ее единственного жениха графа Соллогуба так, словно он турок, который намеревается украсть ее.

Пока Александр говорит, он выходит на веранду, где в поле его зрения попадает Варенька.

Да, и ты подстрекал Вареньку бросить законного мужа, которого она сама выбрала, а затем снова подстрекал ее, когда она пыталась помириться с ним, и так до тех пор, пока она чуть голову не потеряла, и теперь она тоже должна ехать и вместе с сыном пить удивительную немецкую водопроводную воду. Дьяков – святая простота – отпустил ее, но теперь, когда я вижу, что вы задумали все это вместе…

Варенька пытается возразить. Михаил кидается в кресло и зажимает голову руками. Александр направляется к костру.

…будь я проклят, если хоть раз еще заплачу за твое упрямство. Ты не поедешь в Берлин. Это мое последнее слово.

Александр уходит. Варенька идет вслед за Михаилом.

Варенька. Зачем тебе понадобилось просить его именно сегодня?

Михаил. От Николая пришло письмо. Дело плохо.

Пауза.

Варенька. Говори.

Михаил. Он больше не может одалживать мне деньги. Тебе придется ехать одной.

Александра просовывает голову в дверь.

Александра (возбужденно). Готово!

Она исчезает. Варенька начинает хохотать в истерическом облегчении.

Михаил. Что же нам делать?

Варенька. Мы не должны подавать вида. Сегодня все должно быть чудесно.

Варенька уходит. В сад входит Тургенев: сцены накладываются одна на другую.

Михаил. Dahin! Dahin! Lass uns ziehn![19] (Уходит вслед за Варенькой.)

Осень 1841 г

Татьяна присоединяется в саду к Тургеневу. Ему 23 года. Он двухметрового роста. Голос у него на редкость высокого тембра.

Тургенев. Да, два раза, даже три, считая в гробу… Первый раз я и не знал, что это Пушкин. Это было на вечере у Плетнева. Он как раз собирался уходить, когда я вошел. Он был уже в плаще и цилиндре. Второй раз я его видел на концерте у Энгельгардта. Он стоял, прислонившись к косяку, и с презрением смотрел по сторонам. Я уставился на него, и он поймал мой взгляд и отошел с выражением досады на лице. Я думал, что это из-за меня, но я льстил себе. У него тогда были более серьезные поводы для досады – это было всего за несколько дней до дуэли. Я был мальчишкой – пять лет назад мне было восемнадцать, – Пушкин для меня был полубогом.

Татьяна. Вы писатель?

Тургенев. Нет. Я считал себя писателем. («Стреляет» пальцем в пролетающую птицу. Смеется.)Я охотник. (Пауза.) Но я бы хотел когда-нибудь написать сносное стихотворение. Завтра, например. Здесь так хорошо. Хоть оставайся.

Татьяна(слишком скоро). Оставайтесь. (Пауза.) Михаил написал: «Иван Тургенев мне брат…»

Тургенев. На Унтер-ден-Линден, по дороге к нашему любимому кафе, Михаил описывал мне каждый уголок Премухина. Он только и говорит что о доме.

Татьяна. Здесь он только делал, что говорил о том, как поедет в Берлин. В то время там был Станкевич, и Михаил несколько лет искал денег, чтобы поехать туда. А когда он приехал, то узнал, что Николай за месяц до того скончался в Италии.

Тургенев. Ничего себе оказалось лечение. Такая смерть ничего не вызывает, кроме злости. Рядом с ней смерть Пушкина – комедия.

Татьяна изумлена и подавлена.