Берег варваров

— Видите ли, должен признаться, что, судя по всему, та легкость, с которой мы оба якобы расстаемся с нашими женщинами, на самом деле вовсе нам не свойственна. И вы, и я — мы просто-напросто зачем-то вообразили самих себя этакими циниками, мы почему-то, видимо, решили, что будет лучше прикинуться друг перед другом людьми простоватыми и неспособными к серьезным переживаниям. Ладно, готов признаться, что я, например, никогда не был особо озабочен доказательством кому бы то ни было своей сексуальной крутизны.

— Тогда на кой черт вы все это затеяли, я имею в виду наш разговор?

Маклеод пожал плечами.

— Мне просто стало интересно, почему вы говорите о таких тонких, требующих деликатного обращения моментах нашей жизни столь легко и вроде бы даже безразлично. По правде говоря, я не удивился бы, признайся вы мне в том, что те отношения с упомянутой молодой дамой, с которой, как вы изволили выразиться, вы разошлись как в море корабли, значили для вас несколько больше, чем вы сейчас утверждаете. Да и расставаться с этой особой вам, вполне возможно, было тяжело и больно.

Маклеод попал в точку. Если тот роман и был для кого-то ничего не значащей временной связью, то не для меня, а для той девушки, и расставание действительно далось мне гораздо тяжелее, чем ей.

— Может быть, вы и правы, — признался я собеседнику, чувствуя себя при этом очень неуютно.

— Видите ли, Ловетт, познакомившись с вами, я сразу же обратил внимание на то, что у вас есть довольно занятная привычка, если не сказать слабость, а то и страсть, — пытаться сойти в глазах окружающих за самого обыкновенного человека. Кстати, может быть, вы как-нибудь расскажете мне, почему вам вдруг пришло в голову снять комнату именно в этом доме. Здесь, как мы с вами оба видим, не слишком-то весело. Да что там, здесь с ума можно сойти от одиночества.

— Здесь я просто могу быть таким, какой я есть, и не пытаться сойти за другого человека.

Маклеод продолжал говорить, не обращая внимания на мои слова.

— В молодости решиться поселиться в этакой монашеской келье может лишь человек, который либо уже успел привыкнуть к одиночеству, либо по тем или иным причинам потерял все связи и контакты в окружающем мире. Впрочем, возможен и другой вариант. — Сделав паузу, Маклеод затянулся и выпустил дым изо рта. — Ну, например, вы или другой человек, подобный вам, живете здесь и ведете со мной долгие разговоры просто потому, что это ваша работа и вам за нее платят. — Он проникновенно заглянул мне в глаза, по всей видимости ожидая, что я вздрогну или хотя бы заморгаю от неожиданности.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал я.

— Не понимаете, что ж, вполне возможно, мой юный друг, вполне возможно, что вы действительно этого не понимаете. Вы ведь вообще не такой человек, по крайней мере, я на это надеюсь, — загадочным тоном произнес Маклеод. — Вам ведь проще жить по-другому. Если что, разойдетесь как в море корабли. — После этого он надолго замолчал.

Такие беседы вряд ли можно было назвать душеспасительными или хотя бы успокаивающими. Распрощавшись в очередной раз с Маклеодом, я уходил к себе и потом часами раздумывал над теми вопросами, которые он задавал так легко и ответы на которые найти было ой как непросто. Время от времени я настолько уставал от этих разговоров и раздумий, что просто старался избегать встреч с Маклеодом.

Спустя довольно продолжительное время после переезда я вдруг поймал себя на том, что по-прежнему думаю о Гиневре. А ведь она очень даже ничего, повторял я про себя, вспоминая ее призывно покачивающиеся бедра. Эта женщина была рядом, в пределах досягаемости, казалась такой доступной. Вспоминая об этом позднее, я вдруг понял, что в первый раз заглянул к Маклеоду с намерением постараться построить разговор так, чтобы рано или поздно кто-нибудь из нас случайно произнес имя нашей домохозяйки. Увы, речь о ней так и не зашла, а потом я понял, что мне остается только ждать, пока Маклеод сам случайно или намеренно не вспомнит о Гиневре. Я прекрасно понимал, что, как бы искусно я ни маскировал свой интерес к ней, Маклеод без труда просчитает меня, вычислив истинные причины моего любопытства.

Долгие часы сидения за письменным столом я чередовал с не менее продолжительными прогулками по раскаленным улицам Бруклина, методично распределяя при этом имевшиеся в моем распоряжении шестнадцать долларов в неделю на обеды и ужины в ближайшей столовой, стараясь выгадать какие-то гроши на пару-другую рюмок и на поход в кино. Жизнь моя текла размеренно, тихо и одиноко. В последние дни я стал замечать, что, наблюдая за влюбленными парочками, прогуливающимися по садам в окрестностях Бруклин-Хейте, испытываю если не ревность, то, по крайней мере, какое-то щемящее беспокойство. Я уходил далеко по усыпанным попкорном улицам, порой добираясь до роскошного, никогда не унывающего и в то же время обшарпанного и грязного Кони-Айленда, путь к которому становился, впрочем, все труднее и труднее. Со временем летняя жара, не спадавшая даже по ночам, заставила меня изрядно сократить маршрут ежедневной прогулки.