Берег Живых. Наследники Императора

Младший царевич, Ренэф, готовился принять на себя роль наследника как следующий мужчина рода, но Император пока медлил с официальным объявлением. Весть о гибели Хэфера привела Ренэфа в ярость. Гнев вообще был его обычной реакцией на всё, что ему тяжело было принять. Мрачный, царевич вымещал злость на приближённых и был напряжён, как готовый сорваться с привязи одичавший пёс. Будь его воля, он бы уже давно направил карательный отряд в Лебайю и сжёг её дотла без всяких разбирательств. Но к счастью, страной пока управлял не он, а их рассудительный отец. Анирет не сомневалась, что у Владыки были причины не предпринимать резких действий. Царевна верила, что отец не бездействовал, что бы там ни говорил Ренэф в порыве раздражения. Не всё, что происходило при дворе, было открыто взорам его обитателей.

Был ли доволен младший брат тем, что именно он однажды получит власть как наследник, Анирет не знала. Всех детей Императора воспитывали с мыслью о том, что власть – это прежде всего ответственность, которую Боги возлагают на того, кто должен претворять в жизнь Священный Закон. Что до самой царевны, она была рада, что родилась женщиной. Женщины рода Эмхет так же несли в себе кровь первого Божественного Владыки во всей сияющей полноте её силы, но их задачи были иными. Жертвовал собой на троне мужчина, становясь воплощением Силы Ваэссира на земле. Только если бы в прямой ветви рода не осталось больше мужчин, Анирет пришлось бы стать Императрицей, выбрать себе супруга, чтобы род не прервался, и ритуально принять на себя мужские задачи служения Ваэссиру. Это было страшным бременем для правительниц Таур-Дуат, а потому к подобной мере прибегали очень редко. К счастью, пока в распоряжении отца был Ренэф, и – если придёт нужда – Хатепер.

Анирет направлялась в потайной сад, зная, что найдёт отца там, как и во все последние дни. В маленьком семейном святилище он говорил с душами предков… и с душой царицы Каис. Царевна знала первую супругу Императора только по скупым рассказам дядюшки. Мать вообще запрещала говорить о ней. Амахисат стремилась затмить первую царицу во всём, и, возможно, ей удалось это. Ренэфа она тоже воспитывала так, чтобы однажды он сумел превзойти Хэфера во всём, от воинского искусства до наук. Но память о Каис жила в сердце Секенэфа, и Хэфер оставался наследником по праву первого рождения. В целом окружение находило царевича достойным преемником, хоть некоторые и поминали – не в лицо, конечно же, но за спиной – не самое благородное его происхождение по линии матери.

Анирет всегда оставалась в стороне от этого бессмысленного для неё состязания. Царица Амахисат не замечала успехов дочери в науках и государственных делах, не видела в ней пользы, кроме той, чтобы однажды породниться с кем-то из выдающихся союзников. Отец изредка позволял себе нежность, и эти мгновения были для Анирет бесценны. Но несравнимо больше тепла, чем от обоих своих родителей, она получила от любимого дяди и старшего брата. Вот почему теперь со всей искренностью она молила Стража Порога о том, чтобы нашёл и принял Хэфера, чтобы открыл ему путь к Водам Перерождения, несмотря на отсутствие подобающего погребения. И Анирет обещала себе: она никогда не забудет брата, найдёт способ сохранить его имя в веках.

Проходя в сад, царевна столкнулась с дядюшкой Хатепером. Должно быть, они с отцом обсуждали что-то важное, потому что дядя выглядел даже более озабоченным, чем всё последнее время. Его лицо было печально и задумчиво, но, заметив девушку, он тепло улыбнулся.

– Анирет! Хорошо, что ты здесь.

Они обнялись.

– Что-то ещё случилось? – спросила царевна. – Ты выглядишь обеспокоенным.

Дипломат невесело усмехнулся.

– Не мне тебе объяснять, – он подумал о чём-то и вдруг спросил: – Давно ли ты говорила с Павахом?

– Я навещаю его почти каждый день. Выздоровление затягивается – тело словно отравлено. Так говорят целители.

– Он рассказывал ещё что-то о том дне?

– Нет, ему… тяжело вспоминать, что они с Метдженом не сумели защитить Хэфера, – Анирет вздохнула, качая головой. – Я так и не смогла объяснить ему, что их никто не винит. И он удивлён, что отец решил оставить его во дворце, а не отправил к семье.

– Это не только награда, но и мера безопасности, – серьёзно объяснил Хатепер. – Видишь ли… вполне вероятно, что Павах знает что-то такое, что может не только пролить свет на те события, но и стоить ему жизни. Так считает твой отец, и я согласен с ним. Что-то произошло там, в песках, что-то, чего мы пока не понимаем… Тебе Павах доверяет… может быть, только тебе и доверяет. А значит, однажды может захотеть рассказать – когда ноша станет совсем уж невыносимой.

– Я буду слушать внимательно. Но я не расспрашиваю его настойчиво сейчас – ему и так многое пришлось перенести. Пытки надломили его. Он всегда был храбр, но сейчас сам на себя не похож.

– Никто не упрекает его в трусости. Умеючи, можно сломать любое мужество, – вздохнул Хатепер. – Я видел солдат, которые, вернувшись с войны, боялись собственной тени и не расставались с мечом даже во сне.