Я обернулась и обнаружила, что Эзри Грант больше не сидит в кресле, а стоит прямо напротив меня, и в ее горящих глазах отчетливо читается непреклонная решимость изложить мне свою точку зрения. Быть может, я напрасно поддалась любопытству, и не ушла с гордой поднятой головой, как того требовала ситуация, вместо того, чтобы позволить американке завладеть инициативой. Я оправдывала свое недостойное поведение стремлением пролить свет на исчезновение писем Амейро, но в глубине души с горечью сознавала, что меня удерживает патологическое желание выслушать лживые измышления Эзри и затем обрушить на нее всё накопившееся во мне негодование, выплеснув наружу эту странную, непостижимую, святотатственную ревность, гнетущую меня при каждом упоминании второй жены Родрика.