Берега светлых людей

— Он будет эти дни возле отца, отложив свои разгульные похождения на время. Пока всё образуется вокруг новой власти. Потом к нему опять получат доступ все те змеи, потихоньку сползающиеся к телу... Взаперти он ограждён от беспутных нерях, и я хочу быть ему первой!

— Из змей! — продолжил догадливый Аэций.

— Мой друг, ты прав. Надо совершить всё это безотлагательно — дело стоит того!..

Планы римлянки, недавно допустившей обидный просчёт, то есть поставившей не на того человека, простирались сейчас настолько далеко, что мелкие ошибки прежних дней должны были исчезнуть в пламени всеобъемлющего могущества.

— Антонин, я уверена, будет рад мне.

— Несомненно, о лучшая из добродетельных!.. Но не скромна ли ты?

— Не забудь: нам придётся показаться сотням глаз — до порфирородных тел мы можем и не дойти, ха-ха! Уж будь добр, друг сердечный, если что, через пару недель забрать меня из вонючих казарм, ха-ха!..

Амазонки посматривали на неё. Клавдия смеялась, не желая верить в худшее, но сомнения, конечно, беспокоили её. В своём смятении, смешанным с упорством, она была прекрасна, умопомрачительна, выразительна.

Восторженные крики огласили их вхождение на дворцовую площадь. Взорам отрылся императорский форум. Позади него, ничуть не уступая в великолепии, белели царственные, словно окаменевшие божества, здания.

С северной стороны площадь народных заседаний на подходе к императорскому дворцу заполонили знатные горожане. Там можно было увидеть и свободных патрициев, старавшихся побольше мелькать перед новыми властителями Рима, и разношёрстную толпу вояк, получивших приказ быть здесь или отиравшихся по собственной воле, чтобы встать в ближний круг.

Клавдия из-за пояса достала драгоценную пряжку и стала крутить её перед собой. Краешек увесистого, в две женские ладони, украшения слепил Бореас и Лану. Римлянка замедлила шаг, варварки поравнялись с ней и для осмотра заполучили в руки свои сию занятную вещицу. Клавдия показала, как надо подышать на неё и потереть, чтобы золото засияло.

Сателлес и два вооружённых воина пропали на людной улочке, ведущей куда-то вглубь города... Аэций подталкивал слугу с кувшином.

Три женщины проталкивались через плотное скопление на ступенях. Римлянка, спотыкаясь и хватаясь за плечо Бореас, оборачивалась и демонстрировала спутницам ужас, в кой её повергло внезапное исчезновение охраны. На лице её отпечаталось досадное разочарование — как же теперь им пройти?!

Дикарки, ощутив себя крайне необходимыми в такой ситуации и ответственными за этих рыхлых, изнеженных горожан, взяли ответственность за нелёгкое продвижение в свои, так сказать, руки. Бореас выступала в роли своеобразного волнореза, Лана укрывала от толчков Клавдию, последняя следила за Аэцием, подталкивавшим слугу с кувшином.

Всё до поры хотя и трудно, но шло. Наконец у самых колонн делегация предстала перед сурово настроенной стеной из фронтовых вояк и многочисленного скопища варваров. Перед той стеной в лужах собственной крови валялись несколько трупов. Их никто не собирался убирать — для устрашения и вящей демонстрации правопорядка. Заколотые, искромсанные люди в дорогих одеяниях, видимо, не осознали особенности новой ситуации: охрана состояла из безупречных участников смертельных баталий, погонь, осад и защит, свято чтивших приказ, подобно псам, верных, подобно волкам, хищных и решительных...

Клавдия с заискивающей улыбочкой возложила изящную ладошку на высокую свою грудь, задушевными глазами и чувственными губами просила, умоляла варварок что-нибудь придумать — ей надо быть там, во дворце!..

Стихия преодоления импонировала Бореас и Лане сама по себе. Они почувствовали себя могущественными, они суть были вожатыми. Расставаться по доброй воле со столь окрыляющим и возвышающим ощущением они не собирались.

Бореас и Лана стали высматривать знакомые лица. И почти сразу же увидели того влиятельного вандала, к коему, когда он ещё обитал со своим кланом близ крепости Карнунт, ходили они с Карлом и готами на переговоры. Этот вандал показал им каменные ворота, встречавшиеся и на Тавре... Потом доводилось сталкиваться с ним неоднократно на марше от Савы к Риму.

Осторожно ступая, крымчанки чуть приблизились к зловеще скалившимся и указывавшим на трупы бойцам, принялись настойчиво подзывать вандала. Не подозревая о том, что стали частью хитрого плана Клавдии, Бореас и Лана изо всех сил старались быть узнанными.

Их заметили, засуетились. Варвары по одёжам признали в женщинах родственные души, стали тыкать в них пальцами.

Вандал по-хозяйски вышел к ним. Двое высоченных и широкоплечих римлян тут же, заметив непорядок, встали рядом с ним. Бесстрашная Клавдия, подметив приемлемое расположение, на полшажка выступила вперёд своих спутниц, отбросила на руку виссовый шарф-накидку и, воспламенив внутри себя чудесный огонёк неодолимой женственности, предстала в виде, от коего не могло не дрогнуть мужское сердце.