В одной бригаде – пятьдесят человек. На защиту каждой Каланчи Клок тратил полторы сотни загонщиков; итого – триста загонов останется в городе, и ещё с полтысячи потопает на Кольцо. Нахрапы слушали нового крышака в оба уха, потому что многие из них раскрутились только при Клоке, когда перебежали из своих старых банд. На Тузах, в бывшей квартире Фаныча, они обступили дубовый стол, пялились на нарисованную поверх рекламного щита карту, но больше поглядывали на вырезки из эротических журналов, расклеенные по стенам.
И только электрический голос Ксюши встрял поперёк Клока.
– У Крысоёпов и Карги загонов под четыре тысячи рыл начтётся, а у нас – восемьсот пацанов. Центральным две Каланчи шухарить, и нам две Вышки контролить. Они ломанутся к нам – по любому хотя бы четыре сотни бойцов на рамсы отрядят, и атасников на каждой Вышке посадят, чтоб своё цинковали. Остальные на Кольцо дёрнут – всего тыщи две… хотя нет, даже три тыщи. Чё твои пятьсот Взлётных на Колечке против такой котлы намесят?
– Крысаёпам с Воронёными Кольцо сходу брать, а мы с нашей хазы по ним пошмаляем. Наша Взлётка! Мы там все точки пропалили!
– Центровых, ваще-то, больше в шесть раз… – упёрлась Ксюша в стол руками. Сквозь шлем она видела настороженные взгляды нахрапов. Подхватив кусочек угля, она набросала на рекламном щите свои линии и числа.
– На каждой Каланче оставим одну бригаду загонов – всего сотню бойцов. Центральные нас на понт взять хотят и серьёзно щемить на Вышках не будут. С Кольца снимем всех, кто там чилит, и кинем на город четыреста наших парней – ты их поведёшь Каргу подрезать. Выйдет такой расклад: пока Центровые наши Вышки штурмуют, мы у самого Версты Вышку подрежем. Котлу, что к топляку ломится, я сама защемлю: беру последних триста загонов и встану здесь, на дороге… – она жирно обвела начало тракта, где, как хорошо помнила, лес почти скрыл дорогу. – Тут и триста пацанов против трёх тысяч не сложатся. Но, если котла до аэродрома дочешет – тут и кранты: развернуться и всем стадом по Взлётке попрут. Стоять за само Кольцо смысла нет.
– Ты не прихерела ли, бикса? Кольцо кидануть порешала! – заорал Клок, и нахрапы вместе с ним загундосили. – Там топляк, там наша точка, там наши харчи! Кидануть Кольцо на деребан, и потом самим хвоста в дубак кинуть?!
– Ты пали тему дальше: я и Каланчи кину, – ответила Ксюша и снова повела по плану углём. – На тракте бригады прищемим, Воронёные и Крысюки назад лопанутся. А как лопанутся, пусть те две бригады, кто на Вышках у нас точковали, на окраины валятся и Центральных на гоп-стоп возьмут.
– Каланчи киданула, Колечко киданула, всех на улицы маршем – ты чё, бикса, под Центральных работаешь?! – завизжал Клок. Никто из нахрапов не понимал достоинств её затеи, и, Чадь с ним, не только её, а их с лычкой затеи! Уж больно Нели хорошо знала, как в бандах трясутся за свои точки, так что даже в уме с них не слезут.
– Банковать надо, Клок. Не банковали бы с лёту, нарубили бы себе две Каланчи?.. Или ты не фартовый?
Клок раздувал щёки, лицо его пошло пятнами, но подленькие глазки живо забегали. Если выгорит, то за день Взлётные и Центровых от горючки отбреют, и Кольцо обсидят крепче, и Каргу ломанут, а Карга того стоит.
– Хер с тобой, лучше меньше, но больше, перетасуемся, – решил Клок и гаркнул нахрапам. – Снимай всё, чё есть с Кольца! Ей загонов на тракт, мне бригады на Каланчу Воронёных!.. Если не проканает, я с тебя, бикса, спрошу, – повернулся он.
– Будем живы – сочтёмся, – хмыкнула Ксюша, и до конца сходняка они обсуждали только детали её нового плана. Клок должен был вовремя подкрасться к Каланче Воронёных и штурмовать её, а себе Ксюша вытребовала бензовоз – Рогатый мог очень ей пригодиться на тракте.
Под рукой у Ксюши окажется в десять раз меньше загонщиков, чем у откормленных стаями крыс и ворон Центровых. Если Нели ошиблась хоть в мелочи, и в силе банд просчиталась, то на тракте их с Ксюшей план рухнет, как подточенный грибницей дом.
И под его обломками сгинет не одна Ксюша.
*************
Триста загонщиков пошли за ней по холодному утреннему тракту. Ксюша ехала впереди, на подножке Рогатого. Семь лет назад она точно также защищала другую машину, только против загонщиков в котловине, а до этого – ни единого слова не могла вымолвить на перекрёстке, когда впервые встретилась с бандитами лицом к лицу.
Не осталось у города ничего, чем он мог бы её запугать. Муки и смерть? Ксюша видела самые жуткие муки и смерти, какие только устраивались бандитами для стукачей и врагов. Саму Ксюшу теснили, кололи, стреляли не раз, пытались разорвать на клочки. По зеркальному забралу шлема разбежалась глубокая трещина, но шлем терпел, и комбинезон, пусть весь в дырах, протёртый, но заштопан её же рукой. Средь бандитов – как в тёмной липкой воде, но больше не страшно. На уродливом ржавом Рогатом она ехала в самое пекло войны, потому что только сила даёт свободу.