Берегись вурдалака

Елизавета Абаринова-Кожухова БЕРЕГИСЬ ВУРДАЛАКА

ГЛАВА ПЕРВАЯ ТАЙНАЯ ЗЕМЛЯНКА

– Ну, прощай, князь, – злорадно пробормотал волк. Сделав правой передней лапой какой-то быстрый жест, он превратился обратно в царевну.

Краем покрывала царевна утерла лицо и со злорадной ухмылкой в последний раз посмотрела на князя, лежащего в луже крови.

Как ни в чем не бывало выйдя из княжеской опочивальни, Татьяна Дормидонтовна оглянулась – нет ли кого в полутемном длинном коридоре – и, безошибочно выбрав ключ, заперла массивную стальную дверь, за которой на собственном ложе возлежал с перегрызенным горлом князь Григорий Первый Адольфович Лукашеску, граф Цепеш, владетель Белопущенский и прочая и прочая и прочая, так и не прибавивший к своим титулам еще один – царя Кислоярского.

(Елизавета Абаринова-Кожухова, "Холм демонов")

Тесная землянка была полна народу. Вернее сказать, народу было не так уж много – не более пяти-шести – но и эти пятеро-шестеро едва в ней умещались.

Возле небольшой самодельной печурки сидел некто высокий и худощавый, в длинном плаще с капюшоном, закрывавшим большую часть лица, так что в полутьме, изредка озаряемой вспышками, можно было разглядеть только его усы и кончик носа.

Все выжидающе молчали. Господин в плаще вздохнул, подкинул в печь сыроватую ветку, медленно сдвинул с головы капюшон, и окружающие смогли увидеть его чуть вытянутое лицо с властно сжатыми губами, сильно выдающимся вперед носом, высоким лбом и усами, закрывавшими уголки рта. Остатки рыжевато-седоватых волос были зачесаны назад, прикрывая обширную плешь.

– Князь! – вскричал сидевший рядом с ним. – Князь Григорий!

– Князь Григорий! – с изумлением подхватили остальные. – Живой! Не может быть!..

Тот, кого называли князем Григорием, властно поднял руку, и возгласы смолкли.

– Да, я князь Григорий, и я живой, – заговорил он негромким, чуть скрипучим голосом. – Владыка Тьмы приотворил для меня двери из Преисподней, чтобы я смог вернуться и завершить недоделанное.

Князь Григорий замолк. Остальные тоже почтительно молчали, словно переваривая услышанное.

Когда услышанное было, по мнению князя Григория, переварено, он решил продолжить свою речь.

– Да уж, дорогие мои господа упыри и вурдалаки, не на высоте вы оказались, ох как не на высоте, – чуть насмешливо говорил он, буравя всех вместе и каждого в отдельности маленькими хищными глазками. – Я оставил вам государство у таком порядке, о каком и сам не мог даже мечтать, а вы что? Даже года не смогли власть удержать! И какие же вы после этого вурдалаки? Тьфу на вас!

"Господа упыри и вурдалаки" пристыженно безмолвствовали, низко опустив лица – князь Григорий был кругом прав.

Насладившись уничижением своих нерадивых соратников, князь Григорий продолжал чуть веселее:

– Ну да ладно уж, что с вас, бестолочей, возьмешь? Если начистоту говорить, то я сам больше вашего виноват. Слишком много на себя брал, а усех вас за детей малых держал. А вы, как без батьки остались, так и пошли кто у лес, а кто и по дрова. Но теперь усе будет иначе. Согласны вы начать сызнова?

– Согласны, князь! Ты единый наша надёжа и опора! – загалдели все, кто был в землянке.

– У таком разе, слушайте. А ты, барон Альберт, пиши.

Сосед князя Григория поспешно достал из сумы чернильницу, гусиное перо и листок бумаги и, кое-как примостившись, приготовился записывать.

Тот, кого князь назвал бароном Альбертом, был на этом сборище главным. Естественно, до появления князя Григория. Барон во всем старался походить на своего повелителя – носил такие же усы, а волосы точно так же зачесывал на плешь. Но на этом сходство заканчивалось – увы, не обладал исполнительный барон Альберт тем неуловимым обаянием сильной личности, которое делало князя Григория по-своему привлекательным даже для его злейших врагов.

– Значит, так, – приступил князь Григорий к делу. – У-первых, я должен знать обо всем, что и где происходит. Записал?

– Про-ис-ходит, – повторил Альберт, прилежно записывая услышанное. – Всё, записал.

– Очень хорошо, что записал, потому как это у первую голову тебя касается. Поелику ты был главой моего Тайного приказа, то сбор сведений поручается тебе лично.

– Рад стараться, – почтительно пискнул Альберт.