Берегите душу города

Звонкая малышня наперегонки рванула обратно на стадион. Впереди, подняв мяч над головой, нёсся Ромка, выкрикивая футбольную кричалку. Костик вспомнил его ладошку на своей руке и на душе стало чуточку теплее: пусть маленький, зато вон какой смелый.

Не хотелось снова нарваться на жмотовскую компанию, да и вообще хотелось побыть одному, поэтому Костик вместо старой липы отправился в спальный корпус. В комнате царили тишина и прохлада, приятно пахло свежим бельём, сквозь приоткрытое окно тихонько шуршали листочками липы. Костик уселся на кровать и провёл рукой по белому шероховатому абсолютно сухому пододеяльнику. Тогда он вытянул подушку из-под одеяла. На первый взгляд наволочка тоже была абсолютно чистой, но едва Костик перевернул подушку, как его взору предстал грязно-серый след. Мало того, на простыне в изголовье лежал сложенный вдвое мятый тетрадный листок в клеточку. Костик брезгливо, двумя пальцами, развернул его и прочитал три слова, выведенные кривыми печатными буквами красным фломастером: «Кровь за кровь».

Безо всяких эмоций разорвав записку, Костик открыл окно пошире и швырнул туда горсть мелких кусочков, которые тут же словно превратились в белых мотыльков и подхваченные ветром понеслись по территории двора. Только один кусочек с кроваво-алой полоской от буквы покружившись влетел обратно в окно. Костик сжал его в кулаке, перевернул подушку чистой стороной вверх, и, свернувшись калачиком, мгновенно уснул.

Разбудили его вернувшиеся после обеда мальчишки. Они наперебой затараторили:

– Костик, чего обедать не пришёл? Сегодня на полдник только стакан кефира обещали, с чего-то вдруг решили хлеб экономить.

– А правда, что ты Жмотяре нос разбил?

– В карцер не собираются сажать?

Костик резко сел и испуганно огляделся. В комнате царили шум и гам, мальчишки переодевались с спортивную одежду, чтобы погонять мяч на улице. На соседней с Костиковой кровати сидели трое: широкоплечий темноглазый Артём Головин, отличник и лицо школы (так о нём говорили учителя); пухленький очкарик с писклявым голосом Вася Мартынов, которого очень любили дразнить старшеклассники, но ему было на это категорически наплевать (по его словам); круглый двоечник Сашка Меньшов, добряк и балагур, которого очень любили младшеклассники (это было истинной правдой). Меньшов действительно с удовольствием играл во всякие малышковые игры, катал на себе мальчишек, разруливал споры, мирил поссорившихся и вообще старался проводить с мелкими как можно больше времени. Эту тягу к общению с малышнёй он объяснял мечтами о братике или сестрёнке, которые при нынешнем стечении обстоятельств могли уже и не исполниться.

– Чего вы со Жмотярой не поделили? Расскажи, а? – попросил Вася. – Прямо хочется подробностей. Я тоже мечтаю ему врезать, но он что-то ко мне не пристаёт.

– Только самую малость обидно пародирует, – писклявым голосом, похожим на Васин, ответил Меньшов и ткнул себя пальцем в переносицу.

Это было любимое движение Мартынова, когда он начинал от волнения поправлять очки. Отвечая у доски, он мог тыкнуть себе в дужку раз пятнадцать.

Мальчишки засмеялись, а Мартынов показал Меньшову язык и ткнул пальцем в переносицу. Тогда все просто покатились со смеху, и Мартынов в том числе.

– Правильно, Василий. Над своими недостатками надо уметь поржать, – похлопал его по плечу подошедший десятиклассник Ким.

Его полное имя звучало как Кимио дель Яро. Но для ребят он был просто Ким. Высокий, смуглый парень с прокачанными мускулами и чуть раскосыми карими глазами.

Когда отсмеялись, Костик перевернул подушку:

– Вот.

– Ну гад, – ухмыльнулся Ким. – Надеюсь теперь до Семёныча дойдёт, что этого придурка пора от дежурств отстранить. А то он сегодня подушку топчет, а завтра в тарелку с супом плюнет.

– А послезавтра в компот нас… Ой, ну чего ты… – Меньшов едва уклонился от ладони Кима, целящейся ему по губам. – Пошутить же хотел.

– Меру всему надо знать.

– А чего такого? – надул губы Меньшов.

– А ничего, от некоторых твоих шуточек противно делается, – ответил Ким. – Я б сам навалял этому Клюеву, но он ко мне не лезет, гад, боится. Шушукается только постоянно про родаков наших, что они виноваты в этой странной аварии, и ему теперь жить в Кольцовске тошно, компьютер-то без интернета – просто железяка. – Он повернулся к Костику. – Слушай, он из-за этого к тебе цепляется наверно? Вы же раньше вообще никак не пересекались?

– Если б я знал, – усмехнулся Костик.

– Д-д-да к-конечно из-за э-этого, – махнул рукой Ярослав Зуб, он и раньше заикался, но после аварии часто вообще не мог договорить фразу. – О-он считает, что К-К-Костиков отец б-б-больше всех в-виноват. П-потому что главным б-был в Центре.

– Эх, вот бы в двенадцатый залезть, хоть посмотреть, что там от Центра осталось, интересно же, – потёр ладонями Меньшов.

– Ага, – кивнул Ким. – С интерната не выпускают, а кого выпускали, так они сразу сказали, что сектор закрыт и полиция дежурит. Через забор этот пятиметровый тоже не перемахнуть.