Краем глаза Игорь заметил, как невысокая темная фигура отделилась от старой калитки углового дома и, неуклюже переваливаясь в снегу, направилась к нему. Игорь взглянул небрежно. Старая тетка в бушлате до земли и шапке, нахлобученной по самые брови. Надо же в таком ходить? В общем, в этом возрасте уже все равно… Она постучала в стекло.
— Подождите, — буркнул он в телефон непонятливой собеседнице, наклонился к дверце с пассажирской стороны, нехотя приоткрывая ее: — Ну что вам, бабушка?
Тетка застыла, потом засопела возмущенно и, шмякнув с размаха чем-то о капот, бросилась прочь. Резво, почти бегом, сметая перед собой сугробы, как атомный ледокол «Ленин». На капоте осталась большая кружка, из которой в морозный воздух поднимался дымок. Ошарашенный Игорь уставился на рисованного моряка в бескозырке. Нарочно не придумаешь: бабка…, нет, скорее все-таки тетка, судя по прыти, принесла ему, незнакомцу, посреди ночи чаю и убежала. Что за ерунда? Игорь поморщился, но в душе его заскребли кошки, и раздражение, скопившееся за долгий вечер, растворилось, уступив досаде и недоумению. Черт побери, первый человек за день проявил человечность, а он в ответ ее случайно обидел… Впрочем, не в правилах Игорях было хамить женщинам. Даже если она и была бы одноклассницей бабы Яги, надо бы извиниться. Он поднял воротник.
— Не снимайте бронь. Я оплачу лишние часы, — бросил он в трубку несмышленой администраторше и отключился.
Наташа вбежала в дом, даже не думая запереть калитку. Бабушка! Она бабушка! Господи… Вот так и подкрадывается старость, о которой не думаешь, о которой тем более забываешь, раскладывая елочные игрушки и вырезая снежинки. Ясли, школа, университет — все это было словно вчера. И вот, о ужас, ее назвали ба-буш-кой.
От этого внезапного ярлыка хотелось только реветь. Какая уж тут вежливость? Нет, обидел ее совсем не водитель, которого Наташа и разглядеть толком не успела, а это первое, внезапное признание старости. Момент, трагичный в своей неизбежности, момент, которого боятся все женщины, тем более одинокие, наступил.
В ушах зловеще забила воображаемая барабанная дробь. Наташа сбросила прямо на пол в коридоре дрянное пальто и галоши, метнулась к зеркалу над раковиной в кухне. Всмотрелась в себя, провела ладонью по разрумянившемуся от мороза лицу. Ведь морщин почти нет. Ну, только чуть-чуть, у глаз… Наташа стиснула зубы и вытерла слезу. Стянула с волос резинку, и густые пряди рассыпались, касаясь кончиками плеч. Разве она старуха?
Внезапно вызвал бешенство увеличивающий фигуру уютный розовый халат. Наташа развязала пояс и нервно сдернула его, продолжая критично рассматривать себя в зеркале. Осталась в одной майке на бретельках. Стянула сзади хлопчатобумажную ткань, пытаясь подчеркнуть округлую талию. Обидно было до слез. «Бабушка! Как у него только язык повернулся?!»
Что-то хрустнуло на улице. Кот? Наташа повернулась к окну, выходящему во двор и оторопела. За мелкими листиками фикуса Бенджамина, по ту сторону стекла на нее пялился высокий голубоглазый мачо с редкой проседью в черных волосах, с красными от мороза щеками, в элегантной дубленке, с по-европейски небрежно завязанным на шее шарфом. Настоящий красавец средних лет. Итальянец? Француз? Откуда здесь?
Наташа так растерялась, что неизвестно, сколько бы еще простояла в нижнем белье перед незнакомым мужчиной, если бы не мелькнул отблеск металла над его головой. Послышался глухой удар. Мачо закатил глаза и начал оседать в снег. За его спиной с победным видом стоял дедушка с широкой лопатой.
— Туся, не верещи! Дышит он, дышит, — и не по возрасту удалой дед сверкнул глазами. — Не позволю, чтоб на мою внучку пялился какой-то…
— Дедушка, сколько можно меня блюсти! Я уже даром никому не нужна, — всплеснула руками Наташа. — Этот вообще меня старухой обозвал.
— Тем более извращенец… — дедушка стиснул древко лопаты так, будто это было копье Нибелунгов, и Наташе стало страшно за мачо.
— Перестань, деда.
В свои 90 дед был гиперактивен и бодр — все благодаря тибетской йоге, которую Наташа делать ленилась, но всегда согласно кивала при прослушивании лекций о здоровом образе жизни и обещала начать завтра. Но ничего более отдаленного, чем честно обещанное завтра, не существует.
Дедушка приподнял козырек шапки и зыркнул в сугроб:
— А когда он успел стибрить мою кружку?
— Он не стибрил, — вздохнула Наташа. — Лучше скажи, что теперь делать? Боже мой, а если у него сотрясение мозга? Или ушиб? Днем пришлось тете Вале из второго дома укол делать, потому что скорая застряла на подъезде. Так что к нам тем более не проедут. А когда очнется, он же может полицию вызвать…
— Не паникуй, Туся. Полиция тоже застрянет. А нет, так пусть его и забирает, — сдвинул брови дед и начал бурчать: — Медом им тут намазано… То коты в сад лезут, то чужие голуби гадят. Не хватало нам еще околевшего маньяка. Чего стоишь? Давай сюда тачку.