Берегитесь округлостей

— В другой комнате. Я сказала ему, что должна пойти в спальню переодеться. Что мне делать?

— А что вы можете сделать?

— Боюсь, что ничего, — немного подумав, призналась она.

— Вы могли бы посоветоваться с адвокатом, — сказал я, — но это будет выглядеть, словно вам есть что скрывать. Вы можете отказаться говорить, но это только привлечет к вам внимание. По-моему, единственное, что вам остается, это рассказать всю правду.

— Мистер Лэм… Дональд, не могла бы я поговорить с вами?

— Нет, — ответил я. — Мне прямо сейчас нужно ехать в Санта-Ану. Я должен быть в суде, когда будут выбирать жюри. Повторяю, вам лучше сказать правду.

— Но я не могу!

— Если вы запутаетесь во лжи, это будет скверно выглядеть. Могу помочь вам только одним советом.

— Каким?

— Мортимер Эрвин, прокурор округа Ориндж, высокий красивый мужчина и к тому же холостяк. А вы, если вам самой это неизвестно, весьма лакомый кусочек.

— Вы так думаете, Дональд? — Ее голос дрогнул.

— Я это знаю, — ответил я. — В вас есть все то, чем обладает красивая женщина: индивидуальность, привлекательность, умение одеваться.

— О, Дональд!..

— Не говорите ни с кем из помощников прокурора. Ничего не обсуждайте с полицейскими. Поберегите вашу историю для ушей окружного прокурора. Вы поняли? Только для него одного!

Ее голос заметно повеселел:

— Дональд, вы просто чудесны! Вы действуете, как тонизирующее!

— Увидимся, — сказал я и положил трубку.

Глава 19

К одиннадцати утра дело подошло к раскрытию карт.

— Сначала выслушаем мнение народа, — сказал судья Лотон.

Мортимер Эрвин встал, поклонился, улыбнулся судье и посмотрел на жюри.

— Обвинение полностью удовлетворено составом жюри. Народ отказывается от права изменять состав.

Куинн полуобернулся на стуле и быстро взглянул на меня.

Я сделал утвердительный жест.

Куинн оказался на высоте положения. Он поднялся, устало улыбнулся присяжным и сказал:

— Защита также полностью удовлетворена составом жюри, не сомневаясь, что он вынесет беспристрастное и справедливое решение.

Судья Лотон нахмурился при этой слегка напыщенной фразе.

— Очень хорошо, — сказал он. — Жюри может быть приведено к присяге. Другие присяжные, упомянутые в списке, могут быть свободны. После присяги жюри суд сделает десятиминутный перерыв, вслед за которым окружной прокурор выступит со вступительной речью.

В зале суда начался всплеск активности. Репортеры бросились к телефонам сообщать, что жюри утверждено, и называть имена присяжных.

Барни Куинн подошел ко мне. Когда шум немного утих, он промолвил:

— Ну, скоро мы узнаем самое худшее. После вступительной речи прокурора нам будет ясно, с чем придется иметь дело.

— Возможно, — кивнул я. — С другой стороны, если он приготовил сюрприз, то может ограничиться общими словами.

— Как я выгляжу? — спросил Барни.

— Лучше, — ответил я. — Помни, что присяжные не сводят глаз с юристов. Любая мелочь может выдать твои чувства. То, как ты откидываешься на спинку стула, как смотришь на часы, как проводишь рукой по волосам, как встаешь, чтобы обратиться к суду, с какой скоростью делаешь заметки карандашом. Они отмечают абсолютно все. Ты не сможешь обмануть жюри, не обманув самого себя. Это дело — твой шанс. Воспользуйся им на полную катушку.

— Это не мой шанс, а Эрвина, — мрачно отозвался Куинн. — Отсюда он начнет кампанию за пост генерального прокурора. Он обаятелен, вежлив, убедителен и… черт возьми, Лэм, у него в жюри восемь женщин!

— Ну и что с того? — осведомился я. — Что он делает, когда злится? Взрывается?

— Откуда я знаю?

— Практиковать уголовное право — тяжкий труд, — заметил я. — Узнай, как он себя ведет, когда сердится.

Куинн кисло улыбнулся.

— Я не считаю себя неудачником, Лэм, но это дело сбило с меня спесь. Скажи, ты нашел этот револьвер?

— Нет, — ответил я, глядя ему в глаза.

— В самом деле? — переспросил он. Его лицо просветлело.

— Конечно, черт возьми! — огрызнулся я. — Ты защитник в суде, и я обязан говорить тебе правду, верно? Очнись, дружище! Ведь мы работаем на тебя!

— Ты имеешь в виду, что мы не утаиваем доказательства?

— Разумеется.

Казалось, он вырос на несколько дюймов.

— Почему же ты сразу не сказал?

— Ты меня не спрашивал.

— Я боялся. Я думал… Энсел был уверен, что бросил оружие в изгородь.

— Сомневаюсь, что у него вообще было оружие. Знаешь, что я думаю?

— Что?

— Что бедняга считает, будто Элизабет Эндикотт застрелила своего мужа, и почти готов взять вину на себя.

Куинн задумался.

— Пусть я буду последним сукиным сыном… — медленно начал он.

Дверь комнаты судьи открылась, и я ткнул Куинна пальцем.

— Продолжай и заставь прокурора разозлиться.

Судья Лотон призвал зал к порядку. Мортимер Эрвин начал вступительную речь тренированным голосом человека, прошедшего в колледже курс актерского искусства.

Это был блистательный каскад общих мест. Прокурор заявил, что намерен доказать существование привязанности между Элизабет Эндикотт, вдовой Карла Карвера Эндикотта, и подсудимым Джоном Диттмаром Энселом.