Береговая стража

Дворец с парком и прилегающими землями занимал огромную площадь – меж Фонтанкой, Мойкой, Итальянской улицей и Екатерининской канавой. Вдоль Фонтанки еще уцелел старый фруктовый сад, но строения Слонового двора погибли – давно уж не было деревянного спуска к речке, по которому водили слонов купаться их смотрители-персы. Для персов выстроили тут же особый дом, назвали его Караван-сараем, и он тоже уже пришел в совершенную ветхость.

Мимо этого дома, сущей развалины, и катили санки, а в них сидели Санька и Никитин. После гостиной госпожи Фетисовой они успели заехать домой, взять фонарь, корзину, обвязанную холстинкой, и переобуться, поскольку предстояла, как предупредил Никитин, беготня по снегу.

– Во дворце еще живет кое-кто из служителей, – рассказывал Никитин, – но это ненадолго. Сказывали, его хотят разобрать. Подумай сам – столько места пропадает, а столица-то растет, земля дорожает.

– Что нам тут надо? – спросил Санька.

– Навестить надо одного человечка. Ты как, не труслив?

– Нет, – ответил Санька.

– Приехали. Тогда – держи.

И Никитин выдал фигуранту большой охотничий нож.

– Это еще зачем?

– А затем, что сильфы вышли на охоту. Пахомыч, жди нас тут, – сказал Никитин крепкому тридцатилетнему детине, из тех гордых столичных извозчиков, что нанимаются помесячно за сорок рублей и еще не всякого согласятся возить. – Не скучай! Идем, Румянцев. Нам нужно забраться в эту храмину с заднего крыльца. Слушай меня – коли увидишь что странное, отойди, гляди издали. Заметят тебя – скрывайся. Нападут – убегай. Придется отбиваться – не коли, а отмахивайся, режь руки, одежду, образину. Покойники нам не нужны, а меченая образина, как у господина Орлова, – пожалуй, пригодится.

От таких поучений Санька онемел. Он не имел привычки носить при себе оружие и сдуру сунул нож в карман острием вниз.

Здание окружали сугробы, Никитину до пупа, но дорожка от Караван-сарая к черному ходу была протоптана. В верхнем этаже и на чердаке тускло светилось вразнобой несколько окошек.

– Они дров не покупают, а стенки выламывают. Погоди, эта хибара непременно кому-нибудь на голову рухнет, – предрек Никитин. – Бери корзину, ступай вперед, выходи на тропку, я за тобой.

Санька невольно усмехнулся – Никитин нашел применение его высокому росту; сам-то, чай, сразу увяз бы в сугробе.

– Сегодня тут будут чудеса, – продолжал Никитин, бредя за Санькой по снегу, который так и разлетался, взрываемый длинными и сильными ногами танцовщика.

– Отчего сегодня?

– Оттого, что в столицу вернулся некий гвардейский офицер, по прозванию Орест Ухтомский. Я про это слышал в фетисовской гостиной, оттого мы и сбежали. Ты его не раз в своем театре видывал.

– В партере много гвардейцев бывает.

– А ты припомни…

– Не припоминаю.

– Ну, может, завтра или на той неделе я его тебе покажу – признаешь.

Крыльцо, к которому они подошли, имело жалкий вид. Не то что парадный вход – широченная двухмаршевая лестница, которую завалило снегом так, что она походила на выросшую возле дворца гору.

– Осторожнее, – предупредил Никитин. – Это старичье тут прямо у стенки гадит. То-то весной будут ароматы.

– Ты тут уже бывал? – спросил Санька.

– Бывал, конечно, я всюду нос сую. Сейчас войдем и фонарь зажжем.

Дворец был огромен – Саньке показалось, что прошли по нему не менее двух верст, подсвечивая дорогу фонарем. Словно путешествие на тот свет – в мир, обитатели коего уже лежали в могилах. Залы и анфилады, лестницы узкие и широкие располагались в причудливом порядке, иногда Никитин из баловства освещал потолки, на коих нарисованы греческие пейзажи с храмами, рощами, полуголыми нимфами и купидонами. Кое-где попадалась мебель, еще не угодившая в печки, набрели на старую шпалеру с преогромным букетом цветов, увидели в углу позабытые клавикорды.

– Разве нельзя было войти с другого конца? – спросил Санька.

– Можно, да я люблю тут прохаживаться. Прямо готический роман – ты читал «Защитника добродетели»?

– Нет…

– Ты что-либо вообще читал?

– Мне недосуг. С утра – урок, занятия, репетиции, потом перед представлением полезно поспать, а после представления тоже не до книг, – объяснил Санька. Это было не совсем правдой – свободное время найти можно, и не каждый вечер представления. Но чтение для него обременительно.

– Стой…

Никитин втащил Саньку в узкую дверцу, которая когда-то, прикрытая шпалерами или гобеленами, была потайной. Оба прислушались. Сверху спускался человек, медленно, неровной поступью. Он незримо прошел по анфиладе, стуча палкой, и пропал.

– Здешний, – сказал Никитин. – Лакей какой-нибудь отставной или истопник. Их отсюда пока не гонят. А теперь – соберись с духом…

Следующим помещением, куда они попали, была домовая церковь, когда-то великолепная, с позолоченным иконостасом, с дорогими образами, теперь – заброшенная. Один иконостас остался – разорять его ни у кого рука не поднялась. А паникадило сняли и унесли, напольные подсвечники также.

– Почти пришли, – прошептал Никитин. Вид разоренного храма даже его лишил ненадолго веселости.