Береговые линии (СИ)

Жизнь не была милостива к нему, особенно в последние годы, но он всё так же держался прямо и смотрел уверенно, даже если уверенность была наигранной. Этим он напоминал Драко.

— Вопросы министерства?

— Личное, — ответила она.

— Итак?

Снейп смотрел холодно, сверху вниз, но это не был взгляд, которым смотрел Драко. Во взгляде Драко не было настоящей холодности. Он был холоден только снаружи: внутри горел огонь, который в Снейпе, кажется, давным-давно погас.

— Это касается Драко.

— Да, Нарцисса уже сообщила мне. И я ничем не могу помочь.

Гермиона вспыхнула. Как же так?

— Нарцисса приходила в Азкабан, — продолжил он. — Я уверил ее, что вы способны помочь ему.

— Я?

— Вы.

— Моих знаний не хватает, — пришлось признать ей впервые в жизни.

— Но ведь он до сих пор жив.

— Но как же…

— Я действительно ничем не могу помочь мистеру Малфою, — сказал Снейп, отворачиваясь к окну, за которым падали на землю бурые листья.

— Хорошо, — Гермиона подавила в себе желание заплакать, — спасибо.

Гермиона не сразу аппарировала в мэнор. Уйдя от Снейпа, она села в пустынном парке на скамейке и заплакала. Позже она поняла, что так сильно расстроилась, что даже забыла спросить его о магической связи, которой он связал их с Драко. Ничего, спросит в следующий раз.

Когда она вернулась в мэнор, Драко спал на диване у камина, в котором едва тлел огонь. Он ворочался во сне и что-то шептал, как в горячке.

* * *

Гермиона вспомнила тот день, когда впервые почувствовала, что магическая связь между ними не просто слова.

Наверное, они все стали слишком взрослыми. Если еще пару лет назад, когда Малфоя ударил гиппогриф, она бросилась к нему, чтобы помочь, то теперь наблюдала, как ее повзрослевшие одноклассники готовы порвать Северуса Снейпа и всех серо-зеленых и даже самого Малфоя за то, что он лежал на койке в больничном крыле.

Гарри наказали, и он не сможет участвовать в чемпионате по квиддичу.

Всё, что их интересовало, был чемпионат. Никому не было дела до Малфоя. А ведь сектумсемпра несравнима с раной, которую нанес ему гиппогриф. Малфой действительно чуть не погиб.

Солнечный свет заливал гостиную, но Гермиона совсем не наслаждалась воскресным днем. Такое чувство, будто это её саму разворотило ножами. И она сидела тихо в своем углу, стараясь делать вид, что читает книгу.

Сколько раз Гермиона говорила Гарри, что их вражда не доведет до добра! Сколько раз просила не обращать на Малфоя внимание! Она верила, что Гарри сделал это не специально. Она не винила его, но оставаться в гостиной тоже не могла.

— Ты куда? — спросил Рон, когда Гермиона отложила книгу и встала.

— Прогуляюсь.

После отравления медовухой Рон стал обращать на нее все больше внимания и всё меньше на Лаванду, но теперь он стал ей неинтересен. Даже неприятен.

Сначала он легко переметнулся к Лаванде. Потом Лаванда ему надоела и он снова увлекся ею. Рону нельзя было доверять, по крайней мере, как парню. Может быть, он был хорошим другом, но как с парнем она больше не хотела иметь с ним ничего общего.

Она не знала, был ли Малфой без сознания или уже очнулся. Об этом не говорили в гриффиндорской гостиной. И, скорее всего, Малфой совершенно не хочет её видеть. Но ей было необходимо увидеть его. Что-то внутри сильно тянуло и не давало расслабиться ни на минуту. И все мысли были о том, всё ли с ним в порядке.

Мадам Помфри сказала, что мистер Малфой еще без сознания и чтобы она не беспокоила его.

Гермиона заверила её, что просто посмотрит издалека. Мадам Помфри в качестве исключения, зная, какой хорошей девочкой была Гермиона, разрешила ей пройти.

Увидев его, Гермиона испытала необычайное облегчение.

Малфой, действительно, был без сознания. Его обычно аккуратно уложенные волосы разметались по лицу.

Она хотела сидеть с ним рядом, смотреть на него, брать его руку в свою, но стояла на расстоянии от него у занавески, которая отделяла его кровать от кроватей других пациентов. Смотрела, не приближаясь — её силы воли хватало на это.

Они были мужем и женой — вот ирония — а она даже не могла взять его за руку.

«С ним всё хорошо, с ним всё хорошо, с ним всё хорошо, — пульсировало в голове, — пусть с ним все будет хорошо». Ей вскоре стало легче, как будто тяжёлый узел, завязавшийся в груди, развязался.

Услышав, что Малфой начал ворочаться в кровати и что-то бормотать, она развернулась и, взяв себя в руки, вышла из больничного крыла.

* * *

Драко заворочался на диване. Гермиона отбросила воспоминания, села с ним рядом и взяла его холодную руку в свою. Провела ладонью по светлым волосам. Нежно коснулась лба. Ей так не хотелось себе в этом признаваться. Но теперь с трудом, с большим трудом, она осознавала, что все эти мысли о Драко, все эти взгляды в его сторону, вся эта постоянная, бесконечная, совершенно неподконтрольная ей концентрация на нём называлась одним простым словом — словом, которое она никогда не называла даже себе.

Гермиона достала палочку. Направила ее на Драко.

— Рекуперар, — произнесла она, вкладывая в заклинание то чувство, которое испытывала.

Из палочки вырвался луч света, окутал Драко, запульсировал и растворился в нем.