Беременна от мажора

Осматриваюсь по сторонам, испытывая нестерпимый приступ стыда. Обстановка убогая, убитая, площади микроскопические. В гардеробе моей дизайнерской квартиры-студии в центре поместится весь этот чулан, где проживают Иванка с сыном, еще и место останется.

Потеряв ко мне интерес, Иванка снова возвращается к шкафу, что-то оттуда вытряхивая.

К комнате примыкает засаленный множеством предыдущих жителей закуток, который, судя по кастрюлям и поварешкам, служит им кухней. Слева обшарпанная прямоугольная дверь в санузел. И все, даже балкона нет.

— Вань, мне кажется Дима прав. — Пролезает в комнату подруга. — Если у него есть знакомые, то Василю быстрее…

— Ну, давай доверим жизнь моего ребенка первому встречному придурку, который понятия не имеет, что такое ответственность!

Ее слова неприятно поражают, словно после всего происшедшего это является каким-то особенным откровением. Права Иванка, но все равно досадно. Несколько секунд просто тупо смотрю на них, поглощенный отчаянием и карябающей болью внутри. Затем, будто отмерев, понимаю, что она уже успела одеть вялого пацана и зашнуровывает ему кроссовки.

Не спрашивая ее мнения, подхожу и беру его на руки, выношу в коридор и спускаюсь по ступенькам. Иванка что-то кричит мне в спину. Машка ее успокаивает, а она бросает ей в ответ:

— Этот негодяй без своего вонючего теста не имеет права даже трогать моего ребенка!

Я не обращаю на нее внимания, меня больше поражает, с каким ужасом на меня смотрит сын. Не зная меня, малой начинает из последних сил истошно орать, захлебываясь и едва сдерживая новые позывы рвоты.

— Тише, пацан, тише! Я тебе помочь хочу и ничего плохого не сделаю, — успокаиваю и аккуратно засовываю в машину на заднее сиденье своего серого внедорожника марки «Мерседес». — Мама с нами поедет, не бойся. Она все время с тобой рядом будет. Без нее к тебе ни один дурак в белом халате не прикоснется.

Подмигиваю, щелкаю языком.

Но пацан стремительно дует щеки, зеленея еще больше. Даю прихваченный с кухни целлофановый пакет, и его снова выворачивает наружу. Когда немного легчает, пристегиваю к детскому креслу, чудом добытому Степаном в кратчайшие сроки.

— Зивот болит, — скулит мальчонка.

— Понимаю, малыш, поэтому мы и едем в клинику. Все будет хорошо.

Слышу грохот металлической двери о стену и оборачиваюсь. Иванка вылетает из подъезда все в тех же офисных юбке и пиджаке, с горящими глазами и растрепанными волосами. Она тяжело дышит, видно, так и бежала за нами, успев лишь схватить сумку и напялив на ноги обычные белые кеды. Девчонка выглядит обезумевшей и очень-очень испуганной. Я поворачиваюсь к сыну, поправляю ремни и смотрю в карие глазенки напротив.

Все это время, как узнал о существовании Васьки, боялся, что при встрече ничего не почувствую. У меня нормальной семьи не было: все как-то сами по себе, отец и вовсе больной на всю голову. А тут сын…

Мамкам найти связь с детенышем проще, они их в пузе таскают и грудью кормят. А я что? Все пропустил и рядом не был. И вот смотрим мы друг на друга. Я и Василий. Глазки его шоколадные блестят недоумением. Он часто моргает, губки забавно дует, носиком шмыгает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И я понимаю, что пробрало… Еще как пробрало, прошибло до костей, аж до самого сердца.

Дима

Это оказалась кишечная инфекция, которую малой получил, съев детский творожок и облизав банку. Машка ее, конечно, перед этим мыла и после почти сразу отобрала, но, видимо, этого было недостаточно.

Малого чистили капельницами, Иванку кололи успокоительными, а меня, как очевидный источник денег, угощали литрами кофе с шоколадными маффинами.

Пацану нашему под утро стало лучше, он перестал блевать, начал улыбаться. Хотя лежать с иголками в руке и трубочками, ведущими к металлической стойке, все равно категорически отказывался. Он — хоть и смотрел мультики, недовольно зыркая в огромную плазму на стене палаты, — периодически возмущался. Надутыми губами и насупленными бровями он очень напоминал меня самого в детском возрасте. Если моя сестра послушно «умирала» во время болезни, жалея себя, то я выливал все микстуры в унитаз, грозно объявляя себя здоровым.

Где-то около шести утра в коридор клиники врывается Игорек. Даже не знаю, что раздражает меня в этот момент больше: то, что он даже домой не забежал, примчавшись сюда после смены и переживая за пацана как за своего, или то, как радуется ему Иванка. Он проносится мимо меня, не заметив, прямым рейсом попадая в ее распростертые объятия.

Внутри разливается серная кислота, даже сглотнуть комок, скопившийся в горле, не получается. Стою возле стойки дежурной медсестры и смотрю на них, будто оглушенный. Видимо, эти двое созванивались, а может, милыми посланиями обменивались, и Иванка рассказала Айболиту, куда конкретно положили нашего сына.