Беременна от врага (СИ)

— Да что ты? Ну, а вдруг? Случайность, форс-мажорчик, пелёнки, коляски, подгузники, мама-папа, все дела, агу-агу? Ты бы, ну, хотя бы помогал ей финансово?

— Обязательно. Дал бы денег на аборт.

И ещё один недавний, на вечере, когда я пыталась показать ему младенца дочки Амина.

— Поглядите, Денис Александрович, какой лапочка! Хотите подержать? Ну же, не бойтесь, идите сюда!

— Нет! Не надо! Не подходи ко мне с… этим!

Мысли носились отчаянным галопом в разгорячённом мозгу. Случайные образы из прошлого прочно сплелись с настоящим. Денис ждал ответа, не сводя с меня потухшего обречённого взгляда. Усмехнулась горько и прикрыла глаза. Выдыхай, подумала про себя, обращаясь то ли к нему, то ли к себе самой. Чёрт с тобой, Аристов, подавись своей свободой, которую ты так любишь.

— Не твоё дело.

— То есть… ребёнок не мой? Я… я правильно понял?

«Не твой. Он мой!»

Вместо ответа неопределённо повела плечом. Денис шумно выдохнул и согнулся пополам, уперевшись ладонями в колени:

— Чёрт возьми, Карамзина, с тобой не соскучишься! — нервно рассмеялся, затем встал, скрестил руки на груди и нахмурился. — Так, стоп. Если не от меня, тогда от кого?

Его взгляд прожигал насквозь, и не осталось ни следа от недавнего веселья. Но теперь пришла моя очередь веселиться. Загадочно улыбнулась кончиками губ, встала со стула и молча пошла к выходу.

Денис в два шага догнал меня и удержал за запястье. Я обернулась и попыталась вырвать руку. Он усилил захват, наклонился к самому лицу и отчётливо повторил:

— Кто отец твоего ребёнка, Вика?

Вскинула подбородок и всмотрелась в мужчину напротив:

— Феликс, мой муж.

— Он же умер!

— После того, как я забеременела.

Интересно, если человек очень будет хотеть, он поверит даже в полный бред, лишь бы спрятать голову в песок и не знать правду? Сказав это, я словно бросила Аристову последнюю тонкую соломинку, шанс остаться в его привычной жизни, и внимательно наблюдала — воспользуется ли?

Давай же, ну, скажи, что это невозможно! Скажи, что ты знаешь, что мой муж умер давно, и сроки не сходятся! Скажи это, и я не стану больше скрывать! Я всё тебе расскажу, но пути назад не будет! Скажи!

Но, видимо, Денис не знал, или не хотел знать, только скривился:

— Хочешь сказать, что тогда в клубе…

— Да, — кивнула, сразу поняв, о чём он, — я уже была беременна.

— Ясно, — он тут же отпустил мою руку, словно я вдруг стала ему противна, и отступил назад. — Тебе следовало сказать раньше, хотя чему я удивляюсь!

Он вернулся к столу, собрал приказ и уведомление о сокращении, резкими движениями разорвал их и выбросил в корзину для мусора. Я снова взялась за дверную ручку и спросила:

— Я могу идти?

— Да, то есть. Когда ты уходишь? В декрет?

— Через пару месяцев.

— Хорошо, — кивнул Денис своим мыслям. — Работай спокойно и ни о чём больше не беспокойся. Я всё улажу. И ещё, Вика, я отвезу тебя домой.

— Это ещё зачем?

Денис посмотрел на меня и ответил, словно это само собой разумеется:

— Затем, что моя одноклассница в положении, а на улице холодно и она без машины.

— Ах, ну да.

Джентльмен, блин, выискался!

Хлопнула дверью и вернулась за свой стол.

— Всё нормально? — спросил Илья.

— Просто замечательно, — кивнула в сторону двери начальника. — Он теперь знает про беременность, так что это больше не тайна.

— О, — протянул Илья и добавил. — Хорошо, что рассказала.

— Да, наверное.

Опустила глаза на живот, вдруг почувствовав что-то странное, словно рыбка проплыла внутри. Шевеления, первые шевеления, гинеколог предупреждала о них! Положила ладони на живот и улыбнулась: малыш словно почувствовал настроение и решил подать знак. Да, мой хороший, я поняла, что ты здесь!

Наверное, надо было сказать правду. Бросить мяч, и пусть бы он был на стороне Аристова. Пусть бы решение было за ним, пусть бы это была его ответственность! Но я не смогла. Я струсила.

Одно дело мысленно приписывать ему эгоизм, равнодушие и предательство. И совсем другое дело — убедиться в этом своими глазами. Наблюдать презрение и ненависть в его глазах, видеть, как недовольно кривится его рот, снова услышать слово «аборт» и ощутить, как замедляется и останавливается вовсе моё сердце, замерзая навеки и превращаясь в лёд. Нет!

Сглотнула, встала на ноги и прошлась по кабинету. Вытерла ладонью влажный лоб, сделала глубокий вдох и медленный выдох. Я не хочу всего этого знать. Имею право: если он отвернётся, это убьёт меня. Не хочу, не хочу знать.

Два месяца, и всё закончится, всего ничего, такой пустяк. Два месяца, и он больше никогда не увидит ни меня, ни ребёнка. Мы не нужны ему. А нам будет спокойнее самим по себе. Нервы целее, и гордость, и чувства, и сердце.

2 месяца спустя.

Вика.