Я принимаю это за лучший комплимент в своей жизни и тянусь туда, где сосредоточено его желание. У него огромный, каменный член, который норовит разорвать штаны, если не получит разрядки. Не знаю, были ли у него женщины с момента нашего союза и до сегодня, но сейчас я совершенно не хочу об этом думать. Его желание сильно и неподдельно. Это единственное, что меня действительно волнует.
— Я хочу тебя, Давид, — шепчу и сжимаю его член сильнее. — Пожалуйста.
— Скажи это еще раз.
— Хочу тебя. Трахни меня.
Не требуя больше никаких разрешений и слов, Давид одним махом стаскивает с себя штаны и освобождает вздыбленный член от штанов. Это первый раз, когда я вижу Давида голым. В наш первый раз я его только чувствовала и сейчас понимаю, почему тот секс показался мне лучшим, что было в моей жизни. Не припомню, чтобы Дима был обделен размером, но Давид… невооруженным глазом заметно, что он значительно выигрывает.
— Нравится?
— Ты большой, — не без тени смущения констатирую факт.
— Тебе точно можно? — аккуратно интересуется он, и я киваю, думая, правда, о том, что мне не просто можно, мне нужно заниматься сексом. И чем чаще я это буду делать, тем проще мне будет родить.
Ему, конечно же, я об этом не говорю и молча жду, когда Давид, наконец, втолкнет в меня свой член и доведет до оргазма. Заметив его нерешительность, вопросительно вскидываю бровь:
— У меня нет презервативов.
— Ты здоров?
— Я… да… да, конечно.
— Перед тобой женщина, которой вот-вот родить, второго не сделаешь, можешь не переживать.
Издав утробный рык, Давид стаскивает с меня трусики и аккуратно толкается внутрь. У меня не было мужчины с того самого момента, как я забеременела и сейчас мне немного дискомфортно от движений члена внутри. Правда, дискомфорт очень быстро проходит и ему на смену приходит желание. Я никогда не была ханжой, но секс с Давидом почему-то возбуждает до искр из глаз. Видимо, это все гормоны, потому что я едва сдерживаю крики, а через пару толчков посылаю все к черту и кричу во все горло, потому что сил сдерживаться у меня больше не осталось.
Он умело и виртуозно доводит меня до оргазма и забирает мои крики себе, целуя меня в момент, когда я наиболее уязвима и беззащитна.
— Охренеть, Мила, ты невероятна, — единственное, что срывается с его губ, прежде чем он толкается в меня последний раз и замирает.
Мы смотрим друг другу в глаза: я — возбужденная и уставшая, он — полный неугасающего желания и сил. Мы понимаем друг друга без слов и перемещаемся в спальню, а после идем вместе в душ. Помывшись, Давид берет меня под горячими струями воды. Наклоняет меня в душе так, чтобы вода попадала на спину и, не церемонясь, вгоняет в меня член, правда, я понимаю, что он делает это максимально аккуратно, чтобы не навредить ребенку.
— Что скажешь, останемся здесь на несколько дней?
Определенно я собираюсь остаться здесь настолько, насколько мне позволит совесть перед дочкой, потому что это время самое прекрасное. Долго думать о дочери у меня не получается, потому что Давид доводит меня до второго оргазма. Я протяжно кричу и рвано выдыхаю и только после второго раза Давида, он берет меня на руки и несет в комнату.
Бережно уложив меня на кровать, он выходит из комнаты всего на несколько минут, после чего возвращается с той самой корзиной, которую мы взяли с собой.
— Проголодалась?
Ответом ему служит мой урчащий на всю комнату живот. Давид лишь улыбается и, расстелив на кровати полотенце, выкладывает туда продукты. Он взял с собой почти все, что я люблю. За исключением винограда, его я в последние недели терпеть не могу.
— Ты все предусмотрел, да? — интересуюсь у него. — Знал, что между нами случится и то, что я захочу остаться.
Он смеется.
— Если бы я был уверен в этом, я бы изначально затарил холодильник. Мила, ты женщина, которой вот-вот родить, я ни в чем не могу быть уверенным, — он усмехается, а я ловлю себя на мысли, что впервые могу просто смотреть на него и ни о чем не думать. Теперь я не хочу думать, я хочу жить и чувствовать.
Глава 32
— Не устала? — спрашивает Давид через полчаса.
Мы собрались погулять и вышли полчаса назад, а он уже спрашивает, не устала ли я. Лишь мотаю головой и произношу:
— Все в порядке. Мне полезен свежий воздух.
Еще утром я почувствовала небольшую тошноту и головокружение: сказывался последний месяц беременности. Становилось всё труднее и труднее носить малыша, а еще хотелось поскорее родить, взять Кирюшу на ручки, вдохнуть его запах и приложить к груди.
Я до сих пор помню то чувство, когда кормила Маришку. Его нельзя сравнить ни с чем. Я так любила кормить свою малышку, взять ее на руки, прижать к груди и смотреть на то, как она торопливо обхватывает сосок и тянет молоко, смотря на меня своими огромными глазками. Именно тогда я поняла, что такое безграничная любовь к ребенку. Ни к одному мужчине я никогда не чувствовала ничего подобного и уверена, что не почувствую.