Беременна в расплату

Надвигается, хрустя перед грудью костяшками пальцев. А мне уже и отступать некуда!

— Думала, что так легко от меня освободишься? Только вот Багировы не оставляют по себе незавершенных дел. А свое не оставляют! Они забирают его с собой! Потому что принадлежащее мне. Оно навсегда мое, Мари!

— Что ты говоришь, — шепчу, вскидывая на него взгляд, полный слез.

Какая разница! Все слова! Все! Все неважно!

Главное, он жив!

И от этого я обмякаю.

Сердце бешенно, набатом ударяет в ребра!

— Ты жив…

Шепчу, когда он оказывается совсем близко. Сама двинуться с места не могу. Нависает надо мной, как скала. Как черная грозовая туча.

А мне все равно. Плевать на его ярость!

— Я…

Захлебываюсь осознанием и счастьем. Голова кружится!

— Я не ошиблась…

Дрожащей рукой провожу по его лицу, исполосованному страшными шрамами.

Он дергается от моего прикосновения, а глаза полыхают так, что сейчас сожжет мне дотла!

— Ты… Это был бы…

— Я!

Вдруг рычит, а его пальцы жестко смыкаются на моей шее.

— Да, Мари. Я. Это был я! А ты? Сколько у тебя их было? Скольким ты отдавала свое тело, мммммм? Динар! Боец-урод из пустыни?! Сколько еще, а, Мари?! И каждого? Каждого ты уверяла, что он единственный? Каждому шептала, что он твоя любовь навек?

— Ты… Что ты говоришь… Ты…

Я хриплю. Его хватка слишком сильна! Как настоящая сталь сжимается вокруг моего горла.

Хватаю распахнутым ртом воздух. Цепляюсь руками за его руку.

— Никогда! Никогда я не была с другим! Ты! Только ты всегда! Единственный, кто прикасался к моему телу! Кто в моем сердце! Ты! Бадрид!

— Мне не нужны твои лживые слова, — наклоняется так близко, что наши лица соприкасаются. Выплевывает свои жестокие слова. А они ложатся прямо на мои губы. Отравляя их горечью и болью. Заставляя гореть и тлеть, как от угля!

— Твои губы лгали всегда. И твои глаза! Этот твой чертов взгляд, на который я повелся, как последний идиот! Хочешь сказать, что узнала в том бойце Бадрида? Да, Мари. Ты шептала это имя. Но если бы узнала, разве бы не подошла? Не поговорила бы? Не дала как-то знать? И тогда ты не сбежала бы, Мари. Не сбежала бы наутро к своему любовнику!

— Он… Он не любовник!

Отчаянно кричу ему в лицо. В эти полыхающие ненавистью глаза.

— Ты была с ним. Он держал тебя за руку!

Зажмуриваюсь, когда его кулак с грохотом врезается в стену у моей головы.

— Жила в его доме! И улыбалась, принимая гостей на вашей помолвке! Как раз после моих похорон, на секундочку! Что, Мари?

Его грудь врезается в мою так, что почти перекрывает воздух.

— Со мной ты притворялась? Чтобы выжить?! Так мастерски играла, что даже я поверил! Знала, какая участь ожидает выкуп! Нашла единственный способ этого избежать! Заставить меня поверить. В это пустое слово. В твою любовь! Но я был прав. Дурная кровь. Вы обе шлюхи. А шлюхи любить не умеют. Или? Его? Его все-таки любила? А, Мари?

— Неправда!

Отчаянно кричу в его лицо.

Самое любимое лицо. Самое дорогое.

Боже! Он жив! До сих поверить в это счастье не могу!

Слезы текут из глаз. Катятся ручьем прямо на шею.

— Тебя… Я всегда. Каждую секунду своей жизни любила только тебя, Бадрид! Так отчаянно любила! И люблю! Если бы… Если бы ты знал! Я ведь умерла, когда решила, что тебя больше нет! А сейчас… Я с ума готова сойти от счастья!

— Не говори мне, — его лицо прорезает дикая судорога боли. И мне самой. Больно. В груди! Внутри!

— Не говори мне про любовь, Мари, — отшатывается, отшвыривая меня на постель.

— Не смей, слышишь! Никогда не смей! Правду скажи! Хоть раз! Скажи правду! Что ненавидишь! Что просто должна была выжить, потому и притворялась! Может, эта правда тебя и спасет, Мари. А если будешь лгать… Если будешь выкручиваться и снова притворяться, играя любящую женшину, тогда…

Метталический поручень у кровати гнется в его руках как расплавленная пластмасса.

— Тогда шансов у тебя, Мари, не останется. Их больше не будет. Я приму правду в глаза. Самую ядовитую кислоту. Но вранья… Такого вранья, Мари… Его я тебе не прощу!

— Люблю!

Шепчу, глядя в его дикие, переполненные яростью и неимоверной болью, глаза.

— Люблю тебя. До последнего вздоха, Бадрид! До последнего стука сердца!

— Значит, так тому и быть, — его глаза сверкают яростью.

— Я дал тебе шанс. А ты сделала свой выбор. Но я сделаю то, чего не делал никогда и ни для кого. Я дам тебе еще один. Дам шанс подумать. И я хочу, Мари. Чтобы ты. Сказала мне всю правду! Чтоб перестала врать и притворяться! Это единственное, что сможет облегчить твою участь!

— Участь?

Я кривлю губы в горькой усмешке.

Неужели? Неужели мы вернулись к тому, с чего начали? А я уже успела и забыть…

— Я снова стану выкупом? И ты вышвырнешь меня? Отдашь своим псам?

— Нет, Мари, — сжимает кулаки и челюсти до хруста.

В нем полыхает самая настоящая лава вулкана! Сейчас накроет с головой! Всех накроет! Взорвет так, что ничего! Ни капли ни любви, ни ненависти, ни крови не останется! Ни одного ошметка кожи!

И сам это понимает.

Отходит подальше, почти касаясь спиной двери.

Широко расставляет ноги, скрещивая на груди руки.

Внешне становится спокойным, только ноздри бешено раздуваются.

Но я знаю.