Беременная адептка (СИ)

Мне было легко ассоциировать себя с этим храбрым воином, и я действительно верила, что именно поэтому должна быть осторожной. Должна — но никогда не была.

— Ты помнишь?! — поразилась мама, трогая лоб тыльной стороной ладони.

Затем покачала головой, что-то записывая в журнал.

— Конечно. Не слово в слово, но кое-что. Кстати, отличная была песенка, я иногда даже специально делала вид, что стукнулась, чтобы ее послушать.

Мама рассмеялась, откладывая журнал, и с нежностью глядя на меня. Я смутилась, как всегда при виде этих эмоций.

— Так что там с анализами? — спросила, чтобы переменить тему.

Чуть нахмурившись, мама перевела взгляд на журнал.

— В общем-то никаких отклонений я не вижу. Можно еще сделать тесты…

— Нет-нет, анализа достаточно! Давай лекарство, и я побегу.

Мама достала настойку, откапала немного в ложечку, и протянула мне.

— Сразу не поможет, потому что большую дозу в твоем положении нельзя.

Ну, кто бы сомневался! Проглотив терпкую жидкость, я решила чуть подождать облегчения боли.

— Только не говори Глоствер, ладно? — попросила, так как беспокойство с лица мамы не ушло, — эта корова ухватится за любой повод, чтобы не допустить меня к соревнованиям.

— Перестань так ее называть. И ректор не так плоха, как тебе кажется.

— Что?! — я едва не выронила ложку, — и это ты говоришь после того, как она хотела выгнать меня из академии?! Да о чем это я! Она и выгнала, и если б не Диеро…

При упоминании дознавателя я споткнулась, и резко закашлялась, чтоб не выдать своих эмоций. Проклятье, вот почему я так реагирую, даже просто произнося его имя вслух?!

Но мама, кажется, ничего не заметила.

— Да она меня просто ненавидит! — поспешно выдала я, заканчивая фразу.

— Глупая ты у меня еще. И слишком эмоциональная. Я бы списала все на твое положение, но ты и до этого была такой, — улыбнулась мама, протягивая руку и дотрагиваясь до моей щеки, — а ректор Глоствер была очень добра ко мне когда-то, оставив работать и жить здесь, вопреки всем правилам. Так что мы должны быть ей благодарны.

Ага, по гроб жизни! И пусть издевается, как хочет, ведь не выставила беременную женщину на улицу! Эх, мама, наглее нужно быть, и хитрее, а то так всю жизнь и будем на задворках!

Я чуть ли не с жалостью поглядела на женщину, которая, несмотря на легкие тени вокруг глаз и грусть, была по-прежнему очень красива. Именно той красотой, какой нередко наделяют на рисунках женщин — мягкая, хрупкая, словно излучающая доброту всем своим обликом. Просто удивительно, что мама до сих пор одна!

Хотя, где бы ей найти себе мужчину? Ведь сидит в академии круглосуточно!

— Мам, — осторожно спросила, садясь на кушетке, — а ты бы не хотела завести еще отношения? Ты ведь еще молодая…

Женщина вспыхнула, но тут же скрыла смущение смехом.

— Какие отношения для будущей бабушки, дочь? — смеясь, ответила она, и даже я улыбнулась от понимания, что это правда, — не болтай глупости, мне вполне хватает того, что есть. Давай-ка поднимайся, кажется, у тебя уже ничего не болит.

Я дотронулась до виска, с удивлением осознав, что голова и вправду прошла. Теперь можно и позавтракать, а затем бежать на поле…

— Спасибо. Но ты все-таки подумай, может, найдешь себе какого-нибудь дедушку!

— Иди уже! — легонько шлепнула меня мама, но я заметила промелькнувшую в ее глазах грусть.

А, может…

— Мама, а мой отец…

— Готовься к соревнованиям, милая, а мне надо успеть помыть здесь все перед дневной сменой. Желаю вам победы!

Вот так и заканчивался наш каждый разговор об отце. Всегда податливая мама проявляла здесь удивительную твердость, не рассказывая о нем ничего. И как бы я не пыталась, расколоть ее мне ни разу не удалось.

В раздевалке было оживленно, и, как всегда перед игрой, немного нервно. Коул с Брейди махнули мне со скамейки, Милара сухо кивнула, а переодевшийся Алекс сделал знак рукой, прося поговорить наедине.

Мы вышли, и, едва дверь за нами закрылась, я оказалась к парню слишком близко.

— Как ты? — без вступления начал он.

Я отодвинулась, отмечая волнение со стороны бывшего.

— К игре готова, — о большем ему знать не обязательно.

— Я перестроил схему выхода. Ребята уже в курсе. Теперь ты предзамыкающая…

— Зачем это?! — зло воскликнула я, — я всегда шла после тебя, и меня это устраивает! Почему теперь мне место самого слабого игрока?!

— Это не слабый игрок, это…

— Давай начистоту, Алекс. Уж не мне рассказывать, за кем на «полосе» лучше всего идти. Мы с тобой вместе построили эту схему, и она рабочая, так что говори, какого хрена?!

— Хочешь знать? — Алекс вновь шагнул вперед, оказавшись ко мне вплотную, и я невольно задержала дыхание. Знакомый аромат привычно потек в горло, но ничего, кроме раздражения, я не ощущала, — я двигаю тебя, не потому, что ты стала хуже играть. А потому, что волнуюсь, Кайли. За тебя. Мы ведь друг другу не чужие люди, помнишь?

У Корсарка что, отшибло память? Или это не он уверял весь педсовет, что между нами «ничего не было»?!

— Лучше волнуйся за тех, кто в этом нуждается, — фыркнула, выскальзывая из-под его взгляда. — А схему и прочее не трогай. Я в состоянии играть, и хватит уже об этом!