Яростно на меня смотрит. Дико.
— Положи ножницы, Арина…
В голове и так — демоны шабаш устраивают. Арина сверху щедро безумием хлещет. Решимостью острой.
— Я сказала. Она меня смотреть не будет! — чеканит по словам, глядя на Индиру. — Колоть неизвестные препараты — тем более. Без результатов обследования. Без УЗИ. Не позволю касаться себя!
— Что в шприце, Индира? — уточняю.
— Обычное седативное.
— Да? С хуя ли ты ей будешь седативные колоть? — голос сам обороты набирает.
— Они безвредные. Для беременных, — поднимает руки в защитном жесте. В сторону отходит. — Могу показать упаковку.
— Плевать мне на упаковку! Она уже вскрытая была. Шприц ранее набран. Из кармана достала. Себе вколи, — предлагает Малая.
Вижу, что её трясёт. На грани. Пальцы побелели. Сильно.
— Убери шприц, Индира.
— Но девушке просто необходимо успокоиться, — подаёт голос она.
— Я. Сказал. Убери. Нахуй. Или как сказала, Малая, себе в вену вгони. Чё там, а?
Индира с оскорблённым видом выбрасывает шприц в мусорное ведро, но перед этим выпускает препарат тонкой струёй.
— Хорошо… Хорошо. Если вы не доверяете мне, одному из ведущих специалистов клиники… — начинает Индира высоким тоном.
Она высокая и смуглая, чуть младше меня по возрасту. Бабища уже. Чуть в стороны поплывшая. Замужем. Двое детей. Гонору много. Как у всех Исаевых.
— Одному из… — подчёркиваю. — Запомни. Незаменимых не бывает. Другого позови.
— Сегодня я на дежурстве, — возражает она.
— А мне похуй. Звони тому, кто Арину смотрел. Андрей Максимович…
— Уже поздно. Он наверняка спит, — с улыбкой говорит.
— Не проблема. Разбудишь. Внеурочные хорошо оплачиваются. Тем более, в моей клинике.
На лице Индиры отражается лёгкое смятение и недовольство. Я Исаевым жирный кусок выделил. Один из их родни здесь директором сидит, сама Индира — одна из главных медиков. Нос задрали. Решили, что они — всюду хозяева. Только это не так.
Стул из-под ног выбить — дело двух секунд. Последствия долго разгребать придётся — единственное, что меня тормозит.
— Свободна. Иди домой. К мужу… Мы ждём врача, ведущего беременость Арины!
Индира выходит прочь. Специалистка УЗИ сидит, побелевшая, со стеной сливается.
— Выйди, — киваю. — Позвони лепиле. Чтобы через десять минут здесь был. Ясно?
— Да-да-да… — подхватывает какие-то бумажки, вылетает со скоростью пули. Из кабинета прочь.
Дверь мягко за ней закрывается. Сокращая расстояние между мной и Малой, успокоиться пытаюсь. Сам. Плохо получается.
Внутри всё взвинчено. Перекручено. Искра по бикфордову шнуру ползёт. Ближе и ближе к взрывчатке.
— Отдай, — прошу, понимая, что подобрались к острой грани. За ней всё будет иначе.
Или не будет ничего.
Накрываю пальцы Арины своими. Ледяные. Окаменевшие. Намертво сжатые. Отрицательно кивает. В лицо смотрит. Но — сквозь меня. Где-то в своих мыслях. Глубоко. На грани или уже за ней.
Херово.
Держу руки, отогревая, гладя пальцы. Они понемногу живительным теплом наполняются. Мягче линии становятся. Захват уменьшается.
— Так лучше, — разжав пальцы, отнимаю ножницы, отбрасывая в сторону.
Звенят, ударившись об стекло. Силу не рассчитал.
От громкого звука Арина словно просыпается и обмякает.
Хочется её сдавить до хруста и отхлестать по щекам за представление.
Но вместо этого сажусь рядом и в свою грудь впечатываю. Мгновение или два проходит, прежде чем ёрзать начинает. Нос капризно морщит. Бубнит что-то приглушённо. Пихает кулачками.
— Чё возишься ещё?
Отстраняюсь.
— На тебе кровь. Много крови. Дымом воняет. Меня сейчас стошнит! — выпаливает она и отсесть пытается.
— Пиздишь. Я чувствую, — не даю отстраниться. За плечи рукой удерживаю. — Что это было?
— Где? В твоём доме? Кажется, ты друга пристрелил! — смеётся, отирая слёзы. — Единственного!
— Не про то сейчас, — желваки от напряжения аж хрустят. — Здесь. В кабинете. Какого хера на людей бросаешься? — приближаю своё лицо к её. — Кровь Пороха играет?
Чуть отстраняется. Бледнеет. Глаза ледышками зелёными становятся. Губы чуть дёргаются. Нервно. Подбородок дрожит. Едва не ревёт, но всё же выдыхает:
— Может быть. И если это… это то, что позволит мне сохранить своего ребёнка в безопасности, то я папе за гены даже благодарна!
Сука. По больному. В мясо бьёт. Снова.
— Даже так, да? — скалюсь. — С Ризваном тоже о том перетирала? О папаше?
— О многом, — шипит змеёй.
Мыслями о Порохе меня опять сбивает с курса. К берегу ярости несёт. К мести. Рьяно и безумно. Удержаться пытаюсь на том, что есть здесь и сейчас. Сгребаю тёмные волосы в кулак, наматывая на пятерню. Вжимаюсь носом, до самой кожи, хороня в пушистых волосах шумное дыхание.
Сладкая. Дурная. Как мак. Опиат стопроцентный. Ещё больше дурею — в штанах пожар намечается. Болтом окаменевшим одежду едва не рвёт.
Но внутри — чуть спокойнее становится. Тише. Болтанка — но другая. С привкусом одержимости и желания жёстко выдрать её. По-мужски права заявить.
— Ризвана я не пристрелил. Подстрелил. Разница огромная, — заставляю себя сказать. — Здоровенный бычара. Выживет. Но я ему не завидую.
— Он не предатель! — пылко возражает.
Накрываю её рот ладонью.