— Ром, возможности воссоединения у нас с тобой не будет, — произношу как можно увереннее. — Я останусь жить с Викой у себя, а ты сможешь приезжать, чтобы проведывать её. Думаю, что два раза в неделю будет достаточно для встреч с твоим плотным графиком.
Ромка ухмыляется. Комкает в руках салфетку, взгляд его из растерянного становится холодным и каким-то недобрым.
— Значит, ты всё же выбрала
Задето мужское самолюбие, гордость. Это неприятно, я по себе знаю, и ответственности за то, что так вышло с себя не снимаю. Нужно было изначально не начинать отношения с человеком, которого не любишь. Но благодаря этому у меня теперь есть Вика и она стоит того, чтобы не жалеть о случившемся.
— Альбина, если ты думаешь, что встреч два раза в неделю мне будет достаточно, то ты ошибаешься. Я привык брать всё или ничего. Работа, знаешь ли, закалила. Я был не идеальным отцом, но готов меняться ради Вики.
В горле становится так сухо, что я не могу говорить. Тянусь к холодному латте, делаю глоток. Я-то думала, что мы как цивилизованные люди договоримся обо всем полюбовно, но, видимо, нет.
— Я хочу, чтобы дочка жила со мной, — произносит холодным и чужим тоном. — У меня есть для неё все условия и даже няня, которая воспритывала её с рождения.
— Совместное проживание? Ты сейчас шутишь? — повышаю тон и от обиды, которая душит меня изнутри, стучу кулаком по столу.
От одной только мысли, что Вика будет жить не со мной мне становится дурно. Сердце внутри сжимается до боли и часто стучит. Я не знаю, чего теперь можно ждать от Ромки и можно ли расчитывать на его понимание, но, кажется, только что он решил убить меня морально.
— У меня грамотные адвокаты, Альбина, — продолжает Роман, превращаясь в того человека, которого я никогда не знала. — А ещё няня, которая на моей стороне и в случае чего сможет подтвердить, что с отцом Вике будет жить лучше, чем с матерью.
— Чем я на такое заслужила, Ром? Неужели те два года, что мы были вместе не достойны того, чтобы разойтись с уважением друг к другу?
— В том-то и дело, Альбина. Мне недостаточно от тебя уважения, — хмыкает Рома. — Но у тебя есть возможность изменить ситуацию.
— Каким образом? — спрашиваю хрипло.
— Например, вернуться ко мне.
Глава 30.
Альбина.
В ушах начинает громко звенеть от сказанных им слов. При одной только мысли, что мне вновь придется вернуться к Игнашеву становится не по себе. Я давно похоронила наши отношения; сожгла их до угольков, а прах развеяла по ветру, считая себя без него почти свободной и почти счастливой.
Рома определенно знает и всегда знал, где у меня «больное» место. Дочка, с появлением которой я научилась нормально существовать на этой земле и испытывать настоящие цельные эмоции. Вспомнила, как это здорово — кого-то любить, дарить своё тепло и ласку. Викуля — то святое и неприкосновенное, что у меня есть, а Рома с её помощью проводит свои грязные манипуляции. Мы перетягиваем друг у друга канат, и Игнашев прекрасно понимает, что он гораздо сильнее и крепче меня.
— Это низко, — цежу сквозь зубы.
Впервые за долгое время мне хочется вцепиться в его беспристрастное лицо и выцарапать глаза.
— Ты не оставляешь мне выбора, — разводит руки в стороны, будто так с нами поступать — его единственный выход. — Не вижу смысла без вас жить. Я старался, Альбина. Всегда ради вас старался. Дом огромный выстроил, впахивал как вол, утешал тебя, когда было нужно. Занимался лечением и горстями употреблял витамины, чтобы запланировать
— Я убил на тебя слишком много лет своей жизни, чтобы так просто и без боя отпустить, — заключает Роман.
— Теперь же решил удержать меня шантажом? Отличный способ, Игнашев, — я поднимаюсь с места, достаю из сумочки несколько хрустящих купюр, чтобы рассчитаться за свой заказ. — Жаль только, что не действенный.
— Подожди, Альбин, — он перехватывает меня за кисть руки, когда я пытаюсь пройти мимо столика, за которым мы только что сидели.
Рома крепко и до боли сжимает мои запястья, но выслушивать его обвинения и упреки у меня нет времени и сил. Складывается ощущение, что меня окунули в грязь лицом, помоями облили. Удивительно, как долго за маской добродетели Рома скрывал своё истинное лицо.
— Ты цветы забыла, — произносит он, сменяя гнев на милость.
Тон уже не звучит так высокомерно и пафосно, как несколько минут назад. Похоже, Ромку бросает из крайности в крайность.
— Можешь оставить их себе, Игнашев. Мне от тебя больше ничего не нужно, — резко выдергиваю от него руку и торопливым шагом направляюсь на выход.
Роман остается сидеть в зале, провожая меня «колючим» взглядом в спину. Мама ещё просила, чтобы я его пожалела! Бред! Меньше всего он заслуживает от меня жалости.