Беременная от моего сына

Важным нюансом в отношениях для меня является искренность. Я никогда не врал Алле: не обещал, что буду верным мужчиной, не обещал, что буду только её. Говорил в глаза всё как есть и её выбором было принять мою правду или уйти. Она решила остаться.

— Я заметила, что ты весь вечер о чем-то думаешь, — губы Аллы, искусно накаченные гиалуроновой кислотой, плывут в улыбке. — У тебя проблемы на работе?

Алла умеет подбодрить и найти нужные слова. Она всегда заинтересованно слушает о нюансах моей работы, о политике и спорте. Не только слушает, но и часто может дать дельный совет. И иногда мне кажется, что она отдает мне гораздо больше эмоций, чем получает взамен.

— На работе полный порядок, — откладываю столовые приборы в сторону и смотрю в её глаза. — Прости меня, Алла, но сегодня ты поедешь к себе. Хочешь, я вызову тебе такси?

— О, как скажешь, — она торопливо вытирает рот салфеткой и приподнимается с места, одернув короткое платье. — Все в норме, Артур. Я закажу такси в приложении — приедет через минуту или две, если я накину несколько сотен сверху.

Несмотря на то, что Алла пытается держать лицо и дальше строить из себя Мисс Идеальность, мой отказ здорово пошатнул её самооценку. Я, возможно, не самый чувствительный мужчина в мире, но сейчас даже мне становится её немного жаль.

— Без обид? — спрашиваю её в прихожей, помогая надеть норковую шубу.

Она привыкла к чёткому еженедельному графику, где оставаться у меня на ночь — обязательная из программ.

— Какие обиды, Артур. Но… знаешь, что помогло бы мне справиться с одиночеством на ближайшую неделю?

— Весь во внимании, — почему-то первым делом думаю о том, что она выбрала себе очередную побрякушку, которую я, конечно же, оплачу.

— Пообещай, что этот Новый год мы справим вместе? В качестве компенсации.

Алла поправляет перед зеркалом свои волосы, красит губы помадой и выжидающе смотрит на меня. Правда, что мне стоит провести новогоднюю ночь вместе с ней?

— Обещаю. Ближе к делу созвонимся, — заверяю её.

Такси приезжает через две минуты, как и обещала Алла. Она чмокает меня в небритую щеку, улыбается напоследок, только в этот раз вполне искреннее: моё согласие на совместный праздник стало для неё приятной неожиданностью.

Когда Алла скрывается за дверью, я могу себе позволить несколько часов бездумного одиночества. Вот почему я не хотел жениться. Ни сейчас, ни раньше. Мне комфортно одному, с самим собой и единственная женщина, которую я хоть немного впустил в свою холостяцкую жизнь не вызывает у меня сейчас ничего, кроме раздражения. Я радуюсь, что Алла ушла. И это, чёрт возьми, совсем ненормально.

Моё одиночество не длится вечность. Слышится звонок в дверь, которую я открываю, не удосужившись посмотреть в дверной глазок.

— Привет, пап, — Макс заваливает в мою квартиру с гитарой за плечами.

Я могу с точностью вспомнить, когда началось его увлечение музыкой — после концерта известной рок-группы на которую я взял его с собой, потому что наша няня заболела и не смогла остаться с моим десятилетним сыном. Сразу же после выступления Макс попросил отдать его на уроки гитары. А через год он стал играть на синтезаторе, электрогитаре и барабанах. Оказывается, несмотря на интерес к музыке, мать строго-настрого запрещала сыну не достойные мужчины занятия. Он ходил на футбол, карате и конструирование — то, что, по её мнению, было подходящим увлечением для мальчишек.

— Здравствуй, Макс. Проходи, — похлопываю его по плечу и запускаю внутрь.

Максим небрежно скидывает ботинки, разбросав их по прихожей и приходит в кухню, забравшись на высокий стул у барной стойки. Он молча наблюдает за тем, как я отворяю холодильник и достаю оттуда две бутылки пива. Одну — протягиваю сыну, другую беру себе.

Сажусь напротив него и смотрю в его чистые голубые глаза. Мальчишка ведь совсем, я это понимаю. Как никто другой понимаю. Я тоже считал себя мальчишкой, когда в тридцать лет мне всучили десятилетку и сказали, что вот он мой сын. Всегда знал и слышал о женщинах, которые рожают для себя. Находят пригодный биоматериал, обманом беременеют, а потом эгоистично наслаждаются результатом. Но никогда не думал, что этим биоматериалом стану я сам. Речи о том, чтобы сдать сына, зашуганного после смерти матери, в детский дом — не было. Мы не сразу подружились и признаюсь, что без совместных занятий с психологом не обошлось, но я всегда, всё это время по-настоящему считал, что мы с сыном на веки вечные друзья.

— Как дела в универе? — спрашиваю, откупорив крышку и сделав глоток темного пива.

— Ммм, дай подумать — я был там месяц назад. Мне сказали, что всё в норме. Пап, переходи ближе к делу.

Что же, к делу так к делу.

— Макс, скажи, я просил тебя присматривать за Настей?

На юном лице сына мелькает мимолётный испуг.

— Ну да. Я это и делал, пап, — он надпивает несколько глотков пива и кривит губы, словно пробует алкоголь в первый раз.

— Её уволили с работы. Это первое. Второе — у неё была серьезная травма. Готов поспорить, что ты об этом тоже не знал.

Сын молчит и отводит взгляд в сторону. И жалко его, и лупить за безалаберность хочется.