Читаем Беременная вдова полностью

Беременная вдова

Прости меня, Рита, за это краткое отступление, но я только что заметил вену, которая проходит через лоб Кита, пульсируя слева направо, — в нем рождается мысль. И я должен отойти в сторону, отступить, устраниться… Так, что касается Дилькаш, тут я свое мнение выразил ясно; насчет Пэнси же я ему устроил настоящую выволочку. Если бы прошлой ночью он замкнулся на Шехерезаде, что ж, тут быстро возникли бы последствия, которые он до сих пор намеренно отказывается взвесить. Но что он задумывает в данный момент (видите это червеобразное движение, с востока на запад, по его лишенному морщин лбу?)… Говоря словами, которые будут ему ясны, он завелся от собственной испорченности: corruption, от лат. corrumpere, Кит, — «портить, подкупать», друг мой, от cor-, «в целом» + rumpere, «ломать». Прости меня, Рита, виноват; прошу тебя, продолжай.

— Вообще никогда. Как только появились, она тут же начала с ними войну. Так ни разу и не дала им закрепиться. За этим будущее, нет, точно. Извините, девушки, но время мочалок кончилось. Хватит уже этих стычек в зарослях. Слышь, Рик, а тут нормально, а? Вы-го-со-го-кий-го-класс-го. Мы всю ночь ехали, я вся грязнущая, как не знаю кто. Мене бы в ванне хорошенько полежать. Полежу в ванне хорошенько, — продолжала она, — и буду совсем как новенькая.

Рита не успела провести в их обществе и полминуты, как оказалась в чем мать родила. Она подошла к бассейну, стягивая через голову платье и сдирая туфли: Рита в костюме Евы, а затем — ухмылка до ушей и стремительный прыжок в воду. Кенрик медленно двигался сдедом за ней, низко-низко опустив голову.

Куда же смотрит полиция? Куда она, спрашивается, смотрит? Если с Шехерезадой разобрались бы в участке (а Лили отделалась бы предупреждением), подумал Кит, то Рита, безусловно, заслуживала посещения сотрудника отдела тяжких преступлений. Рита: пять футов восемь дюймов, 32–30—31, не просто без лифчика, не просто без трусов, но еще и с эпилированной кожей — девочка, готовящаяся стать подростком, в свои двадцать пять… Кит и сам бы мог привлечь внимание властей, окажись они тут. Его новое предчувствие пульсировало, словно черный цветок, на котором кормится пчела. Лили, обнажив верхние зубы, не сводила взгляда с Риты, а та говорила:

— Значит, давайте еще раз по кругу. Так, ты будешь… Давай помедленней скажи.

— Шехерезада.

— Ого, лапуля! Длинновато немножко, тебе не кажется? Дух захватывает! Язык сломаешь, а дальше у нас кто — Адриано, что ли? Ой, а ты маленький, да удаленький, а, красавчик? Как тебя дальше-то звать?

— Себастьяно, — ответил Адриано (вспомнив в конце концов, что этим надо гордиться).

— Тогда я тебя так и буду звать. Ничё? Знаешь, Себ, мене ж один Адриан сердце разбил. Зверь был, блядь, как не знаю кто… А ты — Уиттэкер. Счастлива познакомиться. А ты — Глория. А ты, малышка, — ты, конечно, будешь Лили. Ну вот. Так чем вы все тут, на солнышке, занимаетесь?

— Ничем, — сказала Шехерезада. — Негусто, но что поделаешь. Ничем.

* * *

Кенрик с угрожающими нотками в голосе попросил, чтобы его отвели в ближайший бар.

На крутой тропинке Кит не раз и не два поворачивался к нему, начиная простое утвердительное предложение, но его лишь заставляли замолчать взмахом руки. А Кенрик просил сделать остановку, садился на камень, курил, потом на пенек, курил, месил волосы восемью негнущимися пальцами…

Кенрик тоже был сыном беременной вдовы. Это произошло в начале второго триместра (быстрая машина с откидным верхом, летний дождь). И так продолжалось пять месяцев: пропавший отец, нерожденный сын, мать в слезах и в положении. Черные стебли или нити, но кроме того — знакомая линия силуэта, профиль, нацеленный, как знак вопроса, между жизнью и смертью. И старый порядок уступает место новому, хоть и не сразу, нет еще: наполненные груди и ослабевшие колени, тянет на одно, на другое, отошли воды, матка, как насос, и схватки, схватки, схватки.

Пять месяцев растущий младенец полоскался в соках оплакивания. В этом и состояла разница между друзьями. Рожая, мать Кита думала, что отец еще жив, потому нерожденное дитя в своей круглой ванночке ни разу не вкусило выделений горя. Вдова — widow, см. Оксфордский словарь, widewe — «быть пустым»; однако пустыми они не были, эти две женщины, эти две вдовы.

— Что это значит? — спросил Кенрик.

— Муссолини всегда прав.

— Понимаешь, чувак, дело в том, что я уже двадцать дней не оставался один, и… У тебя так бывает, когда не знаешь, кто ты такой?

Да нет, подумал Кит. Хотя сейчас у меня такое чувство, будто я то вплываю в себя, то выплываю.

— Как бы да, — сказал он.

— Ладно. Я в твоих руках. Веди дальше.