В тревоге этой считаешь, забываясь, что ты будто контролируешь все. Гиперконтролируешь и гипертревожишься. Как сделать так, чтобы остался? Как не навредить? Будто от каждого твоего вдоха, мысли, шага, чувства зависит его жизнь. Забываешь, что мы не влияем ни на жизнь, ни на смерть так директивно, как нам бы того хотелось или не хотелось порой. Не влияем, не контролируем, не в нашей власти.
Страх мешает наслаждаться тем, что уже есть. Ведь он уже есть. Здесь и сейчас. Вы уже вместе. И этого не отменить ничем, что будет или не будет дальше.
И как сложно доверять своему телу! Оно же уже подводило. Когда-то оно подвело так – что было здоровым и ты ему верила – тем, изначальным, невинным доверием – будто оно должно и умеет, и от этого удар был сильнее, сильнее, чем может быть сейчас.
Я думаю о том, что этот опыт ожога, хоть и болезненный чрезвычайно, позволяет оставаться в ясности. В честности, что за каждым мигом не обязан следовать следующий – ни в чем, никогда. Он о понимании хрупкости и свободы каждого живого существа. Об умении, наконец, уважать это.