— Немного давление подскочило. У меня бывает.
Кивает.
— Так, может, тебе лучше домой? Отлежишься.
— Да, было бы здорово. Извини, что порчу вечер. Видимо, устала сильнее, чем я думала.
Доезжаем в полном молчании. Я не начинаю разговор, да и Захар не спешит нарушить тишину.
Подвозит к дому и поворачивается, как обычно. Окидывает взглядом.
— Может, в больницу, Юль? Ты какая-то бледная.
Мотаю головой.
— Ну прям уж. Буду я ещё кататься в больницу из-за каждого недуга. Завтра буду огурцом. Не забивай голову, — стучу по его виску.
Он перехватывает моё запястье, а я боюсь дернуться и выдать себя. Выдать, что мне не нужны эти прикосновения. Хотя я сама виновата. Чего полезла к нему?
Прижимается губами к тыльной стороне моей руки и смотрит прямо в глаза.
— Подумай над моим предложением. Уверен, нам будет хорошо вместе.
Улыбаюсь. Точнее, изображаю улыбку и выхожу.
Машу ему вслед, жду, пока его машина скроется из виду. Ноги отказываются послушно держать мое тельце, и я падаю на заснеженную лавочку.
Из меня вырывается всхлип. Зло вытираю слезы, но они не желают прекращаться.
Достаю телефон.
— Ад, — голос дрожит, — ты сейчас занята?
— Юлек, что стряслось?
— Занята? — уже почти скулю в трубку.
Боль разрывает все тело. Всхлипы становятся сильнее.
— Еду. Ты дома?
Угукаю.
Часто-часто глотаю слюну, чтобы меня снова не вырвало. Беру в руку горсть снега и сжимаю его.
Жду подругу и не решаюсь встать на ноги. Боюсь, сразу грохнусь на притоптанный снег.
Машина Адки тормозит, но скользит по легкому гололеду, останавливаясь чуть подальше моего подъезда.
— Ты дурная?! — орет подруга на весь двор. — Ты какого черта голой жопой на холодной лавке сидишь?!
Подбегает ко мне, периодически поскальзываясь, и сдергивает меня с лавки.
Я чуть ли не повисаю у неё на руках, пока она продолжает отчитывать меня:
— Совсем башкой не думаешь! Ты какого фига такой опасности детей подвергаешь! А если простынешь, ты хоть подумала, чем может обернуться это твое сидение на холодном? Юля!
Она встряхивает меня как куклу и заглядывает мне в лицо.
— Боже, что с тобой?
Всхлипываю.
— Ну-ка, домой.
Заталкивает меня силой в подъезд, чуть ли не волоком дотаскивает до квартиры. Роется в сумке в поиске ключей.
Заботливо раздевает.
— Так, чай горячий! — кричит из кухни, пока я растекаюсь на диване. — Ванну нельзя, душ тоже. Опасно! Так что чаем буду отпаивать, пока не лопнешь.
Забегает в гостиную, заворачивает меня в плед и вручает большую кружку с ароматным чаем.
Сама усаживается на пол и смотрит на меня так пронзительно, что снова слезы подкатывают.
— О, горе ты мое, ну что такое? Что могло случиться за несколько часов, пока мы не виделись?
— Он сказал про аборт, — вышептываю непослушными и одеревеневшими губами.
Адка удивлённо хлопает глазами.
— Ты ему сказала? — пищит и закусывает губу.
Мотаю головой.
— А как тогда? Юль, постарайся не плакать, милая, — поглаживает меня по ноге.
Обхватываю кружку и не чувствую тепла. Кажется, я промерзла вся изнутри после разговора с Захаром.
— Он сказал, что ему не нужна семья. Никаких случайных залетов, да и неслучайных тоже. Дети ему не нужны.
— Так, и ты сказала, что ты забеременела? — продолжает разбираться подруга.
Мотаю головой. Опять.
— Нет, я спросила: а если я все-таки забеременею?
— И?
Адка меняется в лице. Скорее всего, до неё доходит, что именно было дальше.
— Он сказал, что отправит на аборт решать проблему.
— Охренеть, — выдыхает подруга, — вот же козел.
Ударяет кулаком по своему бедру и стискивает зубы.
Угукаю. Глаза снова наполняются слезами.
— Слушай, а если ему сказать?
В ужасе округляю глаза и в панике трясу головой.
— Только через мой труп он узнает о беременности, — резко отставляю стакан, и часть чая расплескивается, — не вздумай никому говорить.
Хватаю Адку за рукав и сжимаю ткань в руке.
— Ты меня слышишь, Ада? Не вздумай даже! — повышаю голос.
Подруга кивает.
— Юль, я никому, ты же знаешь. Но мало ли, вдруг когда он узнает, то передумает.
Встряхиваю подругу.
— Ада, ты меня слушала? Он ясно дал понять, что отправит меня на аборт! Аборт!
Всхлипываю и складываюсь пополам.
— Все, все, извини, Юль, — гладит меня по волосам, — никто не узнает, пока ты сама не решишь по-другому. Выдыхай, милая.
— Это только мои дети. Захар пусть катится к черту.
Адка вздыхает.
— Ты что-то решила уже, да?
Знает меня. Знает, как я могу быстро принимать решения.
Киваю.
— Поделишься?
— Сначала надо с ним встретиться и отказаться от всяких отношений. Поработаю, пока живот не будет виден, у Сергея Витальевича, денег накоплю. Квартиру эту продам.
— И куда?
— К крестной поеду. Она меня звала, у них там оранжерея огромная открылась, флористы нужны позарез.
Хоть она и звала меня месяцев семь назад, но, надеюсь, местечко найдется.
— Уедешь? — скулит подруга. — А я?
Поднимаю голову и смотрю на неё.
— Поехали со мной.
Адка закусывает губу.
— Ты же знаешь, у меня мама.
— Да, прости. Но я не вижу другого выхода. Сергей Витальевич знает Захара, да и сам Захар может заявиться в компанию и узнать, что я родила. А я не хочу.
Мотаю головой. От одной мысли, что он узнает о детях, меня бросает в дрожь.