Берендеево царство

В палатке я застал одного Гаврика: сидел на своем топчане, прижался щекой к гармошке, рассыпав ворох кудрей по облупленному корпусу и потертым мехам.

— Вот, — проговорил он своим певучим голосом, — размокла гармонь от сырости. Совсем размокла.

— Говорили тебе, не держи в палатке, держи на кухне, там сухо.

Он поднял голову и, переставив гармонь с колен на постель, все объяснил:

— Так я и делал. Вчера поздно из Алексеевки вернулись, совсем уж перед зорькой. А утром смотрю: размокла. — Он недоуменно поднял брови и засмеялся, хотя ничего смешного в том, что в палатке сыро, не было.

Брезентовые стены палатки то раздуваются, то опадают, как будто мы сидим во чреве огромного зверя, дышащего глубоко и неровно. Фонарь «летучая мышь» висит на одном из столбов, подпирающих крышу. Какими уютными, домашними, теплыми кажутся нам деревенские избы, а большое торговое село Алексеевка представляется нам немаловажным очагом культуры. Вот потому нас так и тянет туда: погулять по настоящей улице, постоять под тускло освещенными окошками, в субботу попариться в дымной горячей бане и потом посидеть в чайной, отогреть тело и душу, просвистанные круговыми степными ветрами. И, конечно, многих привлекают алексеевские девушки. На этой почве за последнее время у трактористов обострились отношения с сельскими парнями, но до сих пор они не отваживались выступать открыто. Наши ребята по всем статьям забивали деревенских, и прежде всего тем, что мы были коллектив, трактористы, люди совершенно новой профессии. Мы были силой таинственной, могучей и угрожающей всему привычному, вековому, деревенскому. Каких только легенд не слагали о заморской машине, каких только слухов не распускали!

Не отваживались алексеевские восставать против нас, а вот вдруг и восстали.

— За что побили Семку Павлушкина? — спросил я.

Гаврик вспыхнул, нежный девичий румянец засветился на круглых щеках.

— Ну уж и побили. Он сам кого хочешь побьет, Семка-то! Стукнули в темноте ненароком.

— А что наши?

— Ничего, — замялся Гаврик. — Обыкновенно.

— А девчонка-то хорошая?

Сообразив, что кое-что мне уже известно и вертеть дальше не имеет смысла, Гаврик придвинулся ко мне.

— Вот в том-то и вопрос: не девчонка она. Баба. Вдова. И ребятишки есть у нее. Двое, что ли, или трое…

Это было совсем непонятно: женщина, да еще с детьми, алексеевским-то какая печаль? Но Гаврик все объяснил: к этой вдове многие пытались пристроиться, но она всех их гнала, себя соблюдала. Своих гнала, а чужого парня пригрела. Вот в чем вся причина.

— А у нее дом хороший, хозяйство, две лошади, корова, овечки, — неторопливо и со знанием дела перечислял Гаврик. — Многие нацеливались, чтобы жениться, да вот Павлушкину подфартило. Она ему уж и сапоги подарила и рубашки его стирает. Он говорит, что все равно на ней женится.

Вон уж куда у них зашло! Как же я этого не заметил? А если бы и заметил, то что бы я мог сделать, зная Семку Павлушкина, его неукротимый нрав и страстную настойчивость? Ничего бы мне не удалось. Он все равно выполнит то, что задумал.

Подтверждая мои мысли, Гаврик продолжал:

— Он женится. Говорит: «Алексеевских я не испугаюсь, они меня еще не знают, не на таковского, говорит, налетели».

Конечно, нет ничего особенного в том, что парня из бедняцкой, полунищей семьи потянуло к хорошей жизни, к собственному дому, которого у него еще никогда не было, к женской ласке, которой он тоже еще не знал. Все это понятию. Но зачем ему свое частное хозяйство, в то время как идет сплошная коллективизация, в которой он, как комсомолец, должен не только участвовать, но и подавать личный пример.

— Женится! Вот мы его женим на ячейковом собрании.

Это я проговорил не совсем уверенно. Гаврик посмотрел на меня с удивлением:

— А за что же это?

3

Потап встретил меня встревоженно:

— В Старом Дедове кулаки председателя сельсовета убили.

Он это проговорил суетливо и озабоченно, как будто произошло то, что и должно произойти, что он давно этого ожидал, и вот теперь, наконец, настало время сделать все, как полагается делать в таких случаях.

— Сейчас я отправляюсь в Старое Дедово. Из города уже выехали кому надо. А ты тут подготовь совхозовский материал к номеру. Будет экстренный выпуск. Мы должны первые выступить.

Старое Дедово. Председатель сельсовета Порфирий Иванович, Безногий сапожник. Верин отец.

— В Старое Дедово поеду я!

Наверное, это я сказал так решительно, что Потап, прежде чем возразить, с подозрением поглядел на меня. Его окуляры блеснули, отразив тусклый желтоватый свет десятилинейной лампочки. И вообще, мне показалось, будто он и сам весь как-то потускнел за последнее время, словно машина, которая изработалась, пооблезла, поизносилась и уже не способна действовать в полную силу. Человек исчерпал себя. Что-то очень уж скоро.

Не дожидаясь его возражений, я сказал:

— Стародедовского председателя я давно знаю. С девятнадцатого года. Он мне рекомендацию давал в комсомол.

У Потапа поползли по щекам презрительные складки:

— Хм. Кругом эмоции. И тут не можешь без них…

— В общем, поехал, — сказал я, натягивая на голову тяжелую от сырости кепку.