— Удочка! — рассмеялся поп. — Нет, не было. А у вас, извините, и «неуды» случались.
Галахов не ответил. Он мне рассказывал, как трудно давалась ему учеба, но не потому, что он был неспособным парнем. Нет. Просто трудно ему жилось. Отец работал сцепщиком, мать фонарщицей. От нее всегда пахло керосином, когда она возвращалась с работы. После смерти отца Галахову, как старшему, пришлось бросить учебу и поступить на работу в депо, потому что матери одной семью не прокормить. Конечно, все это попу было известно, и не надо бы ему было напоминать про «неуды» школьные и житейские, которые сорвали Галахова с учебы, бередить незажившую рану.
Решив положить конец затянувшимся и совершенно бесполезным воспоминаниям, Галахов велел милиционеру отвести обоих, Гнашку и попа, к следователю. Они ушли. Разошлись по своим местам работники райкома, и, когда кабинет почти опустел, я впервые увидел Тоню Вишнякову, и прежде всего ее глаза, устремленные прямо на меня. Ее взгляд как-то сразу сбил меня с толку. Никогда раньше мне не встречалась подобная красота. Позабыв все на свете, я смотрел на нее до тех пор, пока ее не смутил взгляд обалдевшего от восхищения и изумления человека. Она наклонила голову, спрятав свое тонкое загорелое лицо, и за ее плечами шевельнулась великолепная темно-русая коса, каких давно уже не водилось у знакомых мне девушек.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ТОНЯ
В первую минуту, как только мы остались втроем, я с удивлением заметил, что Галахова совсем не радует присутствие в его кабинете красивой девушки, а даже, кажется, раздражает.
— Еще ты тут!.. — проговорил он с досадой.
Направляясь к окну, он сделал крюк, чтобы только быть от нее подальше.
Она едва заметно улыбнулась, а он притворился, будто не заметил этой торжествующей улыбки, распахнул окно в сиреневый палисадник и, отдуваясь, как после драки, утомленно опустился на подоконник.
— Ну что мне с тобой делать, Вишнякова? — спросил он с отчаянием и стараясь не глядеть на девушку.
Не поднимая лица, она взглянула на него своими изумительными глазами, взмахнув тонкими крылышками бровей.
— Сам знаешь, — ответила Тоня и слегка пожала плечами.
— Вот, — сказал Галахов, обращаясь ко мне, — ты незнаком? Тоня Вишнякова. Жалуется на жизнь. И, между прочим, только весной закончила школу второй ступени.
Он это сказал так, будто она достигла высшей степени блаженства и жалуется исключительно оттого, что бесится с жиру. Тоня вскинула голову, лицо ее вспыхнуло.
— Вот потому я и хочу на тракторные курсы! — убежденно сказала она.
— О! Хочу! — Галахов от негодования даже охрип. — Это ты, Вишнякова, забудь. Хочу… Нам не положено хотеть. Вот социализм построим, тогда будем делать что хотим, а пока должны делать, что партия велит. Ты думаешь, я очень хочу тут в райкоме сидеть? Я учиться хочу, у меня всего семь классов. А надо, вот и сижу. Тебя выучили, иди и ты людей учи. А то один в попы ударился, а другая… Индивидуалисты.
Он остановился, сообразив, что его занесло. Тоня вспыхнула.
— Какое может быть сравнение!..
— Никакого, — запальчиво признался Галахов и замолчал.
Это признание необыкновенно воодушевило девушку. Повертывая свое пылающее лицо то в мою сторону, то в сторону притихшего Галахова, она заговорила, слегка запинаясь от волнения:
— Как тут можно сравнивать? Сами на всех собраниях говорят: «Комсомольцы, овладевайте техникой!» А меня агитировать не надо, я сама мечтаю о такой работе, чтобы самая главная была, самая нужная. Оказалось — это тебя надо агитировать. Вот не ожидала!.. Боишься, что не справлюсь? Да? Боишься?
Считая, что она дошла до точки в своих претензиях, Галахов ударил себя по колену:
— Видал? Ну какая из тебя трактористка? Знаешь, какие там у них на курсах лбы? И то не выдерживают. Ну скажи ей…
Что я мог сказать, если я был поражен еще больше, чем Галахов. Такая тоненькая городская девушка, со средним образованием, ну зачем ей трактор? Но я сказал:
— Пусть попробует…
— Правда? — Ее лицо засияло радостью и стало совсем прекрасным.
— Оба вы тронутые, как я вижу. — Галахов сел на свой стул и строго посмотрел на меня. — Поручаю это дело тебе. Обследуй, как там у нее домашние условия. Послушай, Вишнякова, нам пионервожатые нужны.
— Нет. — Тоня рассмеялась.
И Галахов рассмеялся.
— Вот она какая. Берешься?
— Давай.
— Потом не жалуйся.
Я не обратил внимания на это предостережение и только спустя некоторое время вспомнил о нем, но жаловаться было некому. Мы вышли из райкома. Тоня спросила:
— Вам в самом деле нужно знать мои домашние условия?
— А почему «вам»?
— Ну хорошо, тебе.
— Поскольку ты недовольна жизнью…
Сбегая с крыльца, она очень сердито проговорила:
— При чем тут жизнь? Это Галахов почему-то решил. Я сама Собой недовольна и хочу знать, что мне делать дальше. И скорее. Годы-то уходят.
Годы? Я посмотрел на нее: девчонка лет шестнадцати, не больше. Поняв мой вопросительный взгляд, она неохотно и торопливо сообщила:
— Восемнадцать. Тетка женихов уже приваживает.
Это сообщение меня неприятно удивило. При чем тут женихи?
— Ладно, — сказал я, — разберемся.