Береника

Габба услышал слова рыжего: где взять воды смочить ему губы. Но не двинулся с места, хотя в душе его страх боролся с жалостью. Рыжий, очевидно, знал про пещеру – если Габба покажется, то рыжий поймет, что пещера обитаема и заставит пустить его туда с умирающим юношей. Если же он не покажется, то юноша умрет. Но разве самого Габбу не гнали отовсюду? Кто протягивал ему руку помощи? Теперь дело идет о безопасности Мероэ Пусть умрет беглец, лишь бы отвратить опасность от Мероэ.

Габба осторожно поднялся, чтобы прокрасться обратно в пещеру, но он вдруг весь задрожал – Мероэ стояла пред ним.

Она проснулась в его отсутствие; луч света, проникавший через незакрытую щель, привлек ее. Она вышла из пещеры и очутилась около Габбы, не видя его и радуясь, что ветер развевает ее волосы и освежает лицо. Габба не двигался и не подавал голоса Если Мероэ заметит его, она заговорит и люди внизу обратят на них внимание. Но она стояла неподвижно. Ветер затих так же неожиданно, как поднялся. Светлая синева неба засияла по-прежнему, солнечный луч упал на горную поляну и заиграл на блестящем поясе рыжего. Мероэ громко засмеялась, захлопала в ладоши и закричала ликующим голосом:

– Золото, золото!

Рыжеволосый взглянул наверх и замер.

– Фрея! – пробормотал он. – Неужели это твой божественный образ носится над галилейскими горами.

Охваченный трепетом он поднял руки и стал шептать какие-то слова. Габбе они показались странно знакомыми. Когда Мероэ попала в дом Базилида в Риме, она говорила что-то похожее.

Мероэ, подавшись вперед, стала прислушиваться. В глазах ее промелькнули медленно возвращающиеся воспоминания, и она стала отвечать такими же странными словами.

В следующую минуту рыжеволосый очутился наверху рядом с девушкой и Габбой.

– Кто бы ты ни был, – сказал он с мольбой в голосе, – ты не откажешь уставшим и гонимым путникам в приюте и пище на одну ночь. Я пришел к тебе с миром и прошу помощи для изнемогающего друга. Грозные парки обрежут нить его жизни, если ты не сжалишься над ним.

Габба взглянул на него и тихо сказал:

– Могу ли я доверять тебе, когда теперь брат не доверяет брату и отец сыну.

Вместо ответа рыжеволосый вынул меч и кинжал из-за пояса и бросил перед Габбой на камни.

– Клянусь тебе памятью моих родителей, я уйду, когда ты потребуешь. Спаси только несчастного юношу. Я Хлодомар и служил некогда Иосифу бен Матия, галилейскому наместнику; теперь я никому не служу и не хочу воевать. А этот юноша Регуэль, сын Иоанна из Гишалы, знаменитого мужа в Галилее. Поверь, могущественный отец вознаградит тебя за помощь, оказанную сыну.

– Теперь я вспомнил тебя, – сказал Габба. Я видел тебя у царя Агриппы. Я тоже служил ему прежде; я Габба, царский шут. Как и ты, я принужден спасаться от преследований; хотя я много раз испытал измену, но все-таки поверю тебе. Да разве бы я мог, – заключил он с грустной улыбкой, – противиться тебе. Если бы ты захотел, то и без оружия легко мог бы свалить меня с ног и войти в мое убежище. Неси же туда твоего спутника. Пусть то, что принадлежит Габбе, будет и твоим.

– А эта девушка? – спросил Хлодомар, показывая на Мероэ, которая села на землю и играла блестящей рукоятью меча.

– Божий дух парит над ней! – торжественно сказал Габба.

Хлодомар поклонился с благоговением. Он разделял веру своего народа в то, что устами безумных говорит Бог.

* * *

Раздоры в Иерусалиме все более обострялись. Взаимные обвинения становились настойчивее, страсти разгорались. Иерусалим разделился на два больших враждебных лагеря, готовых вступить в открытую борьбу при первом удобном случае. Ананий, старейший из первосвященников, стал во главе умеренных и осторожных фарисеев; они больше всего стремились к восстановлению мира, хотя бы ценой подчинения Риму; зелоты требовали участия народа в управлении. К ним присоединялись бродяги, всякого рода преступники. Тайные агенты римлян разжигали смуту и призывали к насилию. Самым опасным из них был Оний, «последний житель колонии Клавдиевой». Во время своего пребывания в Гишале он старался ни чем не возбудить подозрения Иоанна, выдавал себя за врага римлян и завоевал полное доверие галилейского вождя. В Иерусалиме Оний тоже держался очень осторожно и заботился, казалось, только об интересах Иоанна; а между тем он был доверенным лицом самых подозрительных людей и среди зелотов, и среди аристократии. Мечта Базилида, кармельского пророка, исполнилась. Оний стал государственным деятелем, и от него зависела судьба целого народа. Одно его слово могло возбудить междоусобную войну, и он бросил это слово в лагерь враждующих, как горящий факел на соломенную кровлю.

Береника в своем письме, посланном через доверенное лицо, написала это роковое слово "Удали первосвященника".