Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги

«У нас ему не нравилось. Не проработав и полгода, он подал заявление, чтобы его перевели в подчинение Министерству приборостроения (НИКИМП тогда находился в его ведении). Свое желание он мотивировал тем, что работает не по специальности. Но могу заверить, что как раз работа в НИКИМПе полностью соответствовала его образованию и квалификации».

В итоге привередливому инженеру в переводе было отказано: но упорства и пробивных способностей уже тогда было ему не занимать. В июне 1969-го – через год с небольшим – Березовского все-таки переводят в другое место: инженером на завод «Энергоприбор».

«Возможно, кто-то из родителей имел связи в Минприборостроения, – объясняет эту загадку Юрий Сергиенко, – иначе подобный перевод был в то время попросту невозможен».

Сохранилась характеристика, выданная ему в НИИ накануне ухода:

«В институте в должности инженера т. Березовский Б. А. работает с февраля 1968 года. К порученной работе относится добросовестно. Проявляет большой интерес к работе по специальности, приобретенной в институте, в связи с чем неоднократно обращался в разные инстанции о переводе его в другое учреждение.

По личным качествам спокойный, дисциплинированный. Принимает участие в работе комсомольской организации.

Как недостаток следует отметить, что тов. Березовский недостаточно инициативен и организован».

Невероятно, но факт: на новом месте «тов. Березовский» долго тоже не задержался; якобы что-то у него не сложилось. Вся кипучая деятельность, которую развернул он ради своего перехода, пошла «псу под хвост». Ровно через месяц он оказывается в Гидрометцентре – инженером отдела эксплуатации ЭВМ М-20. Но еще через месяц… уходит и оттуда.

Итого: за полтора года молодой специалист сумел поменять три места работы; случай по советским меркам – уникальный.

Лишь в сентябре 1969-го Березовский прекращает наконец свои метания. Его мечта осуществляется: он зачислен на работу в вожделенный Институт автоматики и телемеханики (впоследствии переименованный в Институт проблем управления Академии наук СССР).

Вновь, как и бывало уже не раз, исполнению своей мечты Березовский целиком и полностью был обязан блату и связям: мать его одноклассника, работавшая в Комитете по Ленинским премиям, близко дружила с сотрудницей президиума Академии наук. Прозвучавшая сверху рекомендация оказалась сильнее, чем негласная партийная установка: ограничить прием в научные институты лиц еврейской национальности. Все-таки великое дело – протекция…

В этом учреждении Борис Абрамович осядет надолго: в его стенах он встретит и перестройку, и развал Союза, и собственное чудесное превращение в миллионщика…

$$$

Институт, в который попал наш герой, относился к числу классических советских НИИЧАВО. Основанный еще в 1939 году, занимался он теоретическими и прикладными исследованиями в области управления. Здесь разрабатывались технологии, средства автоматики, программы, компьютерные системы и устройства, которые успешно применялись потом в промышленности.

Тематика эта была достаточно модная, хотя и малопонятная: нечто вроде поиска философского камня в условиях социализма.

Но Березовского всегда и тянуло к чему-то подобному. Работа практическая, материальная – от сих до сих – была чужда его творческой, увлекающейся натуре. (Может, поэтому-то долго и не продержался он на заводе и в почтовом ящике.) То ли дело чистая наука, где бесконечно можно дискутировать, спорить, воображая себя Ландау и Эйнштейном в одном лице.

В одном из своих интервью Березовский признавался:

«Мне нравилась жизнь ученого в Советском Союзе. Нерегламентированный рабочий день. Не нужно было к 8 часам, продираясь через толпу, лезть в метро. Я мог поспать, но зато мог и посидеть до четырех утра и подумать над проблемами, которые были интересны. Я вел жизнь советского художника. Это не жизнь советского рабочего. От звонка до звонка у станка. А с рассвета до заката наедине с собой, со своими мыслями и с компанией, которую ты выбираешь».

Еще более откровенно описывает атмосферу, царившую тогда в институте, сослуживец и будущий компаньон Березовского, человек из той самой, выбранной им «компании», – Юлий Дубов:

«У нас был невероятно высокий уровень инфантилизма. Это были такие замечательные элои, как у Уэллса. Сел, написал диссертацию. Вскочил, получил зарплату, сбегал за колбасой. Мой шеф говорил: „Ты пришел в замечательное место, в Академию наук. Тебе здесь всю жизнь будут платить зарплату, и тебя никто никогда не тронет“».

Впрочем, подобная безмятежная жизнь Березовскому совсем не по душе. Хоть и записали ему в юношеской характеристике, что недостаточно он инициативен, по степени энергичности Борис Абрамович мог дать сто очков вперед любому своему сверстнику.

Сам себя не без кокетства именует он «образцом классического советского карьериста».

(«Я – общественное животное, – объяснял он журналистам. —

Я активный человек. Был в пионерии, комсомоле, партии».)