Но для меня было ясно, что Литвиненко не может давать никаких команд Ришару.
Потом Литвиненко сказал, чтобы я сам обратился к Березовскому и попросил снабдить меня специальным диктофоном. Терлюк хочет встретиться лично со мной. Литвиненко снова попросил меня специально встретиться с Березовским и рассказать о Терлюке, чтобы тот распорядился насчёт диктофона. Я согласился, и наш разговор окончился, как я думал, до следующего дня.
Однако через полчаса, когда я уже заснул, раздался новый звонок Литвиненко. Было уже за 12 часов ночи. Разговор длился 6,5 минуты. Литвиненко заговорщицким тоном произнёс: «
Тогда я заметил ему, что его, Литвиненко, в зале суда (2 апреля 2003 года) не было. На это Литвиненко, с характерным для него безапелляционным напором, заявил, что он якобы видел Терлюка ещё в здании суда, а затем на пресс-конференции. Он настаивал:
Я удивлённо спросил: «Когда это определили? Сейчас (то есть только что, после нашего первого разговора этим вечером)?» На это Литвиненко завил, что якобы уже давно. Я задал вопрос, зачем тогда Литвиненко со мной «дурака валяет»? В ответ Литвиненко стал агрессивен. Он начал давить на меня за то, что я общаюсь с Терлюком без его ведома.
Дело в том. что Литвиненко испытывал трудности в общении с людьми из офиса Березовского, в частности с Воронковым. Поэтому маловероятно, что он имел от того какую-либо информацию в отношении Терлюка. Литвиненко пытался стать нужным интересам Березовского, но из-за целого ряда причин в начале 2003 года оставался не удел.
Литвиненко напрочь проигнорировал факт того, что мы втроём шли с Терлюком после пресс-конференции и обменивались репликами. Литвиненко заявил, что он якобы не общался с Терлюком из-за того, что знал его как эфэсбэшника, только что летавшего в Москву! Литвиненко неожиданно заявил, что представляет себе Терлюка якобы очень хорошо!
Литвиненко продолжил оказывать на меня психологическое давление. Он утверждал, что, узнав о моём общении с этим эфэсбэшником, заподозрил меня в сотрудничестве с ним. Но поскольку я ему рассказал о сегодняшнем контакте, то он мне теперь верит.
Литвиненко, заявил, что не знает, почему Терлюк мне позвонил, но точно знает, что я им (ФСБ) нужен, чтобы сфабриковать дело по Юшенкову. Литвиненко объяснил мне, что я «профан», и он мне скажет, что будет дальше. По его словам, меня начнут шантажировать, будут давить на мою жену и дочку в Москве. Первая наша встреча с Терлюком называется
Литвиненко говорил:
По словам Литвиненко, Терлюк якобы через посольство Великобритании (в Москве) был аккредитован как журналист! Но «
Я спросил, когда Терлюк был аккредитован? Литвиненко ответил, когда приехал первый раз на суд.
На что я заметил, что, по версии Терлюка, он в Англии находится уже 4 года! Литвиненко продолжил в крайне агрессивной форме настаивать, что якобы по имеющимся документам Терлюк прибыл в Англию как «журналист» — он заявил об этом в посольстве Великобритании в Москве — и что он, Литвиненко, не зря ест свой хлеб.
Литвиненко рассказал, что Терлюк является сотрудником ФСБ и даже не сотрудником Службы внешней разведки. Литвиненко объяснил мне, что он профессионал, а я ничего не понимаю. Он есть опер. Он есть «сила», а я есть «средство». Поэтому мне следует слушать его инструкции. Мне следует передать телефоны Терлюка Ришару, которому Литвиненко поручит проверить Терлюка.
Но Литвиненко вновь упустил, что я ему объяснил, — телефоны Терлюка мною уже были переданы Воронкову.
Надо сказать, такая манера разговора была характерна для Литвиненко: он не умел внимательно выслушивать собеседника, а стремился подчинить его своей версии событий.
В отличие от первого разговора теперь уже он, Литвиненко, снабдит меня записывающей техникой, научит, как её установить и что говорить Терлюку. Литвиненко предупредил, что Терлюк может мне угрожать. Мне следует ждать угроз своей жене и дочке, потому что они «там» (в Москве).
Здесь же они (Березовский и его люди) под руководством Литвиненко подготовят скандал в Лондоне, такой же и даже больший того, что он организовал в Москве в 1998 году. После окончания этого разговора Литвиненко вновь позвонил мне поздно ночью.