Берия. Арестовать в Кремле

Теперь же, в тюремном вагоне, его охватила тревога, не дававшая ему покоя ни днем ни ночью. «Расправились с Жуковым — там ясно, — размышлял Телегин. — Звезды и ордена, слава и народная любовь, — все это затмевало образ отца всех народов. Но зачем им я? Ни на какие должности не претендую. Неужели повтор страшного тридцать седьмого?..»

В Москве генерал-лейтенанта Телегина как особо опасного преступника прямо с вокзала направили во внутреннюю тюрьму Министерства госбезопасности. «Здесь-то наверняка, — думал Телегин, — разберутся».

«Разбор» начался сразу же, как только Константин Федорович переступил порог тюрьмы:

— Снимай, генерал, свои штаны с лампасами! — рявкнул детина в старшинских погонах.

— Позвольте, — пытался сопротивляться деликатный, в недавнем прошлом член военного совета группы войск, депутат Верховного Совета РСФСР, — в чем же я буду?

— Вон, в углу, выбирай любые галифе и гимнастерку.

Телегин подошел к куче брошенного на полу тряпья и ужаснулся — грязное, рваное обмундирование, пригодное, быть может, для половых тряпок или в качестве обтирочной для боевой техники ветоши.

— Я — генерал! Меня не лишали этого звания, и я отказываюсь надевать это, — Телегин покосился в сторону кучи б/у — бывшего в употреблении обмундирования.

— Что? — взревел старшина и сильным ударом сбил с ног генерал-лейтенанта, сорвал с него погоны, сдернул хромовые сапоги, рванул борт кителя.

Через час в камеру вошли еще двое; зверски избив генерала, они выкрутили руки, силой разжали челюсти и клещами вырвали золотые коронки вместе с зубами…

Избиение длилось почти беспрерывно: били ночью, днем, на рассвете; менялись следователи, палачи с полупудовыми кулаками, надзиратели с пустыми, выцветшими глазами и опухшими лицами, и только их жертва, потеряв счет дням, оставалась в луже крови, беспомощной, неспособной ни к физическому сопротивлению, ни к здравому осмыслению происходящего; жертву обливали холодной водой, тащили, как куль, в камеру, бросали на цементный пол, подсовывали к лицу какие-то бумаги…

Не добившись признаний в несуществовавшем заговоре, следователи МГБ на какое-то время оставили генерал-лейтенанта в одиночной камере, позволили спать ночью, вовремя приносили еду, не вызывали на допросы. «К чему бы это? — размышлял Телегин. — Может, разобрались и передумали? Ведь ничего подобного, о чем говорили следователи, и не было».

Человек почти всю жизнь живет надеждами, и если лишить его этого заложенного природой чувства, то в нем надламывается душевное равновесие и начинается медленное расслабление воли и мышц.

Телегин, по его требованию, ждал встречи с должностным лицом МГБ и возлагал большие надежды на это общение, которое, быть может, остановит все эти издевательства, побои, попытки добиться признания в том, чего не было, чего он, Телегин, никогда не делал, и когда ему сказали, что предстоит встреча с самим министром госбезопасности Абакумовым, он испытал двойное чувство. Надежда на освобождение не покинула его, но появилось смутное ощущение тревоги…

Ночь перед встречей с министром он почти не спал — мысленно выстраивал предстоящую беседу, готовил вопросы, вырабатывал ответы на предполагаемые уточнения министра.

Он увидел Абакумова с порога: тот сидел в кожаном кресле за огромным столом под портретом Дзержинского; неподалеку от окна, за небольшим столиком находились следователи, не раз избивавшие Телегина на допросах…

Абакумов зло выматерился, закурил, расстегнул крючки воротника кителя, хлопнул ладонью по столу.

— Давай условимся: откровенно признаешься во всем — облегчишь свою участь. Будешь молчать или отказываться от показаний, — мы вынуждены применить меры физического воздействия…

Абакумов надеялся на то, что Телегин «сломается» на первых допросах, потому и не спешил на встречу с генералом, важно прийти тогда, когда человек будет «готов» сказать все, что надо следствию, после чего можно идти на доклад к Лаврентию Павловичу. Встретив упорное нежелание оговорить Жукова, Абакумов взъярился:

— И не поможет тебе никто! Мы не забыли, как ты по-бл… поступил в сорок первом, когда позвонил товарищу Сталину о немецких танках! Паникер, сука! Мы все знали лучше тебя, но не спешили к товарищу Сталину, как ты, сексот несчастный! Решил выслужиться перед товарищем Сталиным! Не вышло! И не вздумай жаловаться — санкции на твой арест даны свыше. Понял?.. Полководцы, суки, стратеги х..! Попляшете теперь на каменном полу, пока не шлепнут вас всех вместе!

«Теперь стало все на свои места, — думал Телегин. — Им надо расправиться с Жуковым и нужны улики. Их пока у Берия и Абакумова нет. Но они им нужны, и они ни перед чем не остановятся, чтобы добыть их… Берия не забыл тот мой звонок Сталину, теперь мстит».

В камере Телегин бессильно опустился на пол — ноги не держали, закрыл глаза и почувствовал, как по щекам покатились горячие слезы…