После назначения Берия наркомом внутренних дел Маленков довольно быстро сблизился с ним, и их тесные, если не сказать дружеские, отношения продолжались почти пятнадцать лет, вплоть до ареста Берия. Только на XVIII съезде в 1939 году, а в ЦК Маленков работал с 1925 года, он был избран в состав ЦК и секретарем, оставаясь у руля Управления кадров ЦК ВКП(б), преобразованного из отдела. После доклада в феврале 1941 года на XVIII партийной конференции Маленков избирается в состав Политбюро.
Надо отдать должное Маленкову — в самые трудные годы войны он сравнительно часто выезжал на разные фронты, выполняя поручения Сталина, был под Сталинградом. Какое-то время как член Ставки Верховного Главнокомандования занимался производством самолетов для фронта, принимал участие в укомплектовании Военно-Воздушных Сил РККА боевой техникой и личным составом.
После войны Сталин назначил Маленкова председателем Комитета по демонтажу немецкой промышленности. На этом посту он приобрел и друзей, и недругов: каждый руководитель старался заполучить побольше станочного парка и другого оборудования. Особенно обострились отношения Маленкова с председателем Госплана Николаем Вознесенским, положившие начало обиде и частым столкновениям.
Об этом узнал Сталин и создал конфликтную комиссию во главе с Анастасом Микояном. Комиссия после глубокого и всестороннего изучения и анализа пришла к выводу о прекращении репарационной вывозки оборудования в интересах более быстрого увеличения производства, необходимого для Советского Союза, на заводах Германии. С выводами не согласился Берия, но Сталин занял сторону Микояна, посчитав это решение комиссии наиболее оптимальным — резко сокращались сроки производства товаров первой необходимости.
К удивлению Маленкова и Берия Сталин ввел в секретариат Алексея Кузнецова, возглавившего Управление кадров и курировавшего вотчину Берия, МВД — МГБ. Позиции Маленкова и Берия значительно ослабли, но зато усилились позиции Жданова — Вознесенского. Более того, Сталин «высылает» из Москвы в Ташкент секретарем ЦК Узбекской республики Маленкова. Берия остается в одиночестве.
В это время Абакумов после серьезного разговора со Сталиным разворачивает «дело» о низком уровне советской авиационной промышленности, арестовав командующего ВВС Главного маршала авиации А. Новикова и министра авиационной промышленности А. Шахурина, группу начальствующего состава ВВС и руководителей авиапрома. В папку документов Абакумов вложил подготовленную его ведомством справку о потерях нашей авиации в годы войны и сравнительных данных качества немецких и советских самолетов и положил все на стол Сталину, потребовавшему такую справку после получения анонимного письма.
Сталин не поверил данным, представленным Абакумовым, и вызвал глубокой ночью министра к себе.
— Что это? Откуда у вас такие данные?
— Из официальных источников Германии и США, — вытянувшись по стойке «смирно», ответил Абакумов.
— И вы верите, что немецкий ас Хартманн сбил 352 самолета, из них наших 347?
— Это, товарищ Сталин, официальные данные информационного Центра союзников.
— Врут! Это пропаганда! Не верю этому! — взорвался Сталин, подступая к побледневшему Абакумову. — У вас есть наши данные?
— Только из сводок Совинформбюро.
— Нашел чему верить! Запросите данные у штаба ВВС и Минавиапрома.
— Слушаюсь, товарищ Сталин.
Через несколько дней Абакумов положил справку по данным Минавиапрома и ВВС. Сталин долго ходил по кабинету.
— Разница есть в наших потерях. Но я сомневаюсь в цифрах воздушных побед немецких летчиков. «Хартманн сбил 352 самолета, Баркхорн — 301, Рудорфер — 222. Сто четыре летчика «Люфтваффе» сбили по сто и более самолетов». 300 немецких летчиков сбили 24 тысячи наших самолетов! Невероятно! Покрышкин сбил 59, Кожедуб — 62. Как вы, товарищ Абакумов, все это оцениваете?
Абакумов ждал этого вопроса и готовился к нему заранее, вызвав к себе перепуганного генерала из штаба ВВС и потребовав от него объяснений и доказательств.
— Наши летчики после окончания авиационных школ имели сравнительно малый налет из-за нехватки самолетов, моторов, бензина, боеприпасов. Многие курсанты-выпускники имели налет на боевом самолете десять — двенадцать часов и прибывали на фронт плохо подготовленными, часто становясь добычей немецких асов в первых вылетах. Перед войной основной тип истребителя И-16 уступал Ме-109 и в скорости, и в вооружении — на «мессерах» стояли пушки, а на наших «ишаках» только пулеметы, да еще калибра 7,62. Разве сравнимы 20-миллиметровый снаряд пушки «эрликон» и пулька нашего пулемета ШКАС?